На территорию мясокомбината забрела истощённая, избитая бедами дворняга с раздутым боками и погасшим, почти угасающим взглядом. Она нашла себе укрытие под нагромождением старых, высоко сложенных поддонов, пряча там своё измотанное тело, внутри которого теплились маленькие, едва ощутимые жизни.
Её огромные, полные голода и тоски глаза были, пожалуй, единственным доказательством того, что в ней ещё теплится дыхание.
По ночам собака осторожно вылезала наружу и бесшумно рыскала по двору. В каждой смене нашлись добрые рабочие, которые подкармливали несчастную бродяжку. Так у неё появилось имя — Найда. А вместе с ним возник и враг: сторож Платоныч, хромой, вечно ухмыляющийся мужичок с язвительным характером. Летом и зимой он ходил в одном и том же затёртом тулупе и постоянно шарил глазами, вынюхивая что-то, будто всегда готовый к пакости.
Нрав у него был скверный, и, несмотря на то что Найда, чуть освоившись, стала по ночам даже охранять территорию, он её возненавидел сразу — как и всех кошек и собак, вызывавших в нём лишь злость и отвращение. Найда, взрослая и умная, чувствовала его неприязнь и старалась обходить стороной.
Во время своих ночных обходов Платоныч тихо воровал. Заглядывая в цеха, он набивал сумку мясом, сосисками, колбасой — дефицитом тех лет — и спокойно уносил добычу. Начальства ночью не было, кроме сменщика, который большей частью дремал в экспедиторской, а рабочие молчали, ведь нужно было проходить через проходную, где хозяйничал Платоныч. Он только слово скажи — и домой уйдёшь ни с чем, а кормить семьи надо. Так и держалась круговая порука.
Спустя чуть больше недели Найда ощенилась. В её укрытии, на старой телогрейке, которую одна добрая женщина постелила заранее, лежали шесть крошечных щенят.
Когда малыши подросли и открыли глазки, у них уже появились «будущие хозяева» — рабочие между собой договорились, кто какого щенка заберёт. Особенно полюбился мастер из второго цеха одному самому крепкому малышу: тот, когда люди подошли, не прятался, а встал впереди семьи, смешно рыча и тявкая тоненьким голосом. Так он получил имя — Смелый.
Постепенно пятерых щенков разобрали домой. Смелого обещали забрать через пару дней — мастер ушёл в отпуск.
В одну из ночей Платоныч, как обычно, обошёл цеха, нагрузил сумку и, выходя, споткнулся и упал. Молодой грузчик Валерка, мирно куривший возле двора, заметил, как встревоженная Найда вместе со Смелым подбежали к сторожу, громко лаивая.
Разозлившись, Платоныч поднялся, схватил палку и со злостью ударил щенка по голове, а потом огрел и Найду. Маленький Смелый жалобно взвизгнул и рухнул на землю.
Валерка подбежал, дрожащими руками поднял малыша — тот потерял правый глаз и весь трясся от боли.
— Платоныч, что же ты делаешь?! — только и смог произнести парень.
— А тебе-то что? — огрызнулся сторож. — Напали они на меня! Иди работай и не суйся, если жить хочешь!
Но договорить он не успел — Валерка, не выдержав, отвесил ему звонкую оплеуху.
Платоныч, отойдя на безопасное расстояние, пригрозил расправой и убежал в проходную.
Мастер, пришедший за Смелым спустя пару дней, увидев одноглазого малыша, покачивающегося и держащего голову набок, чуть не прослезился. Он не решился брать калечку домой, не желая травмировать детей, да и не был уверен, выживет ли щенок.
А затем, перед очередным дежурством Платоныча, Найда и её раненый сын исчезли.
Прошло два года.
Наступало раннее летнее утро, и Платоныч, как обычно, тащил две набитые сумки к окраинному переулку, где его ждала жена. Не доходя до угла высокого бетонного забора, он вдруг застыл: прямо перед ним выросла собака. Два больших, яростных глаза смотрели прямо в душу. У Платоныча всё похолодело. Найда. Он давно забыл о ней — а она не забыла.
— Убирайся! — завизжал он. — Пошла, тварь!
Он замахнулся палкой и ударил её по лапе. Найда вскрикнула. Из-за угла один за другим начали выскакивать другие собаки. Последнее, что увидел Платоныч, — крупную, оскаленную одноглазую морду, летящую в прыжке прямо к нему.
Смелый пришёл мстить: за себя, за мать, за всех искалеченных и изгнанных бродяг.
Рабочие, выбежавшие покурить, услышали его отчаянные вопли, но проходная была заперта. Пока они перелезли через высокие ворота с острыми железными прутьями, стая уже изрядно потрепала сторожа. Спас его лишь старый толстый тулуп. Рядом валялись разодранные сумки, набитые мясом, — улики его ночных набегов.
«Скорая», разговоры, милиция — всё смешалось в длинную череду последствий. Платоныч потом ещё полгода мотался по больницам, а с работы его выгнали. Теперь, хромая ещё сильнее, он на каждом углу жаловался на «несправедливость» и называл себя чуть ли не героем, пострадавшим «при исполнении».
Но глубоко внутри он знал, кто он такой на самом деле. И до конца жизни вздрагивал от каждого шороха, боясь, что однажды снова увидит знакомую одноглазую тень.
Тем временем Найда, Смелый и трое выросших щенков замерли в бане у одинокой пожилой вдовы, чей дом стоял в стороне от прочих. Там они прожили много лет, охраняя и согревая её. Жили без колбасы, но с кашей и ласковым словом — и этого им было достаточно.
