Под скамейкой лежала собака. Она смотрела прямо на Ольгу, но взгляд был отсутствующим, почти стеклянным. Лежала, видимо, давно, ее уже основательно припорошило снегом…

Ольга уже несколько лет жила в маленьком домике на краю деревни. И каждый раз, когда кто-то намекал, что она «совсем одна», женщина искренне хохотала:

— Одна? Да вы что, у меня же целая семья!
Сельские сплетницы понимающе улыбались, а едва она отворачивалась — крутили пальцем у виска. Мол, чудит баба, какая ещё семья, если в доме нет ни мужа, ни детей — одна живность…

Но именно всех этих животных Ольга и считала своей настоящей роднёй. И совершенно не переживала из-за того, что окружающие уверены: животные должны жить ради пользы — коровы, куры, может, одна собака во дворе и кот в сарае. Всё строго по делу.

У неё же в доме жили пять кошек и четыре собаки. Да-да, именно в доме, а не снаружи, как считали «правильным» соседи. Они, правда, уже давно поняли, что спорить с «странной Ольгой» бессмысленно. Она лишь рассмеётся:

— Да ну вас, им на улице хватило. Дома нам всем тепло и хорошо.

Пять лет назад Ольга потеряла мужа и сына в один чудовищный день. Они возвращались с рыбалки, когда грузовик неожиданно выехал на встречную полосу…

Оправившись хотя бы настолько, чтобы думать, Ольга поняла: она не может остаться в той квартире, где всё дышит воспоминаниями о близких. Не может ходить по тем же местам, где они когда-то смеялись. И не может терпеть взгляды соседей, полные жалости.

Она продала жильё и вместе со своей первой спасённой кошкой Дусей переехала в тихую деревню. Летом копалась в огороде, а зимой устроилась работать в столовую райцентра.

Новую свою «семью» она собирала по крупицам: то кто-то клянчил еду возле вокзала, то приходил к столовой, пытаясь найти хоть что-то. Жалко было оставить — и она привозила их домой. Так в её доме постепенно собрались живые души, которых жизнь некогда тоже покалечила. Но тепло Ольги лечило их, а они дарили ей ответную любовь.

Да, было непросто. Да, кормила она всех с трудом. И всё равно каждый раз давала себе обещание: «Всё, больше никого!»

В марте внезапно вернулась стужа. Снег, колючий ветер, холод, от которого резало лицо — казалось, сама зима решила напомнить о себе напоследок.

Ольга спешила на последний автобус. Два дня выходных впереди — и она ещё по пути закупила продукты и для себя, и для четвероногой толпы дома. Сумки тянули руки, пальцы давно онемели.

Она упорно не смотрела по сторонам — боялась снова нарушить своё обещание самой себе. Но, как говорится, «по-настоящему видит только сердце». Оно дернулось, заставило остановиться — всего в нескольких шагах от автобуса.

Под лавкой лежала собака. Глаза смотрели на Ольгу, но будто сквозь неё — мутно, без жизни. Шерсть припорошена снегом. Лежит давно — и люди проходят мимо, кутаются, спешат. Столько людей… и никто не замечает.

Сердце Ольги болезненно ухнуло. Про автобус она забыла мгновенно. Бросила сумки, упала на колени, протянула руку. Собака еле заметно моргнула.

— Господи, жива! Давай, родная, поднимайся, пойдём со мной…

Собака почти не шевелилась, но и не сопротивлялась, когда Ольга вытаскивала её из-под скамейки. Она уже почти смирилась с уходом из этого мира.

Потом Ольга сама удивлялась — как она смогла донести собаку и две тяжёлые сумки до тёплого помещения автостанции. Она устроила худую, озябшую собаку в углу, начала энергично растирать лапы, гладить замёрзшее тело, согревая его собственными руками.

— Давай, милая, приходи в себя. Нам ещё добираться до дома. Будешь у нас пятой — для ровного счёта, — приговаривала женщина.
Она достала котлету. Собака сначала отвернулась, но отогревшись чуть-чуть, всё-таки оживилась и съела угощение.

Через час они уже голосовали на трассе — автобус ушёл. Ольга смастерила собачке воротничок из своего пояса, хотя Мила — так она её сразу назвала — и без того шла рядом, цепляясь за ноги.

Минут через десять остановилась машина. Ольга, дрожа от холода и надежды, заговорила:

— Спасибо вам! Я возьму её на колени, она ничего не испачкает…

— Да ладно, пусть на сиденье садится, — улыбнулся водитель. — Она ведь не маленькая.
Но Мила забралась к Ольге на колени, дрожала и прижималась, словно боялась снова остаться одна.

— Так теплее, — тихо сказала Ольга.
Мужчина кивнул, включил печку на максимум и пару раз бросил взгляд на пояс, обтягивающий собачью шею. Они ехали молча. Собака грелась, Ольга смотрела в окно на снежные вихри, а водитель — украдкой — на женщину, которая выглядела уставшей, но удивительно спокойной и счастливой.

Он довёз их до дома, помог донести сумки. Калитка замёрзла, скрипела, и мужчина, толкнув её сильнее, нечаянно сломал петли.

— Ничего страшного, — вздохнула Ольга. — Я давно собиралась её починить.
Из дома вырвался хор лая и мяуканья. Ольга быстро открыла дверь — и на крыльцо высыпала вся её разношерстная семья.

— Ну что, дождались? А вот вам пополнение!
Мила робко выглядывала из-за ног спасительницы, а старожилы уже обнюхивали сумки.

— Проходите, — спохватилась хозяйка, — если не боитесь такого народа. Может, чаю?
Но гость покачал головой:

— Поздно уже. Я поеду. Накормите лучше свою дружную компанию. Они соскучились.


На следующий день ближе к обеду во дворе раздался стук. Ольга вышла — и увидела вчерашнего водителя. Он аккуратно навешивал новые петли на калитку, вокруг лежали инструменты.

Увидев её, мужчина сказал:

— Здравствуйте! Я ведь вчера вам калитку сломал. Решил исправить… Меня Владимир зовут. А вас?
— Ольга…
Хвостатая команда тут же облепила гостя, обнюхивая его с любопытством. Он присел, гладя каждого.

— Оля, вы не мёрзните, идите в дом. Я скоро закончу. И от чая, пожалуй, не откажусь. Там, кстати, тортик в машине… и кое-что вашим любимцам.

Оцените статью
Апельсинка
Добавить комментарии