Иногда судьба преподносит такие сюрпризы, что потом удивляешься всю жизнь: как это всё так сложилось? До сих пор помню тот сырой октябрьский день, когда возвращалась с рынка из соседнего села. Автобусы тогда ходили редко, и приходилось идти пешком, проклиная разбитую дорогу и тяжёлые сумки с картошкой.
В свои сорок два я жила одна, если не считать рыжего кота Барсика, больше похожего на большую подушку с наглой мордочкой. После развода личная жизнь не сложилась, детей у меня тоже не было. Работала в сельской библиотеке, по вечерам вязала носки и смотрела сериалы – обычная жизнь простой женщины из глубинки.
Я как раз размышляла, хватит ли сил донести эти проклятые сумки до дома, как увидела её. Маленькая фигурка в тонкой куртке сидела под старым дубом, обхватив колени руками. Сначала я подумала, что мне показалось. Кто мог оставить ребёнка одного между сёлами в такую погоду?
— Девочка, ты чья? – позвала я, подходя ближе.
Она подняла голову – бледное лицо, испуганные глаза, но молчание. Только сильнее закуталась.
— Ты потерялась? Где твои родители?
Ни звука. Только губы дрожат.
— Господи, да ты же совсем замёрзла! – я поставила сумки и присела рядом. – Меня зовут Татьяна Ивановна. А тебя?
— С-соня, – едва слышно прошептала она.
— Соня, пойдём ко мне домой? Я напою тебя горячим чаем, согреешься, а потом разберёмся, откуда ты.
Она несмело кивнула, и я, подхватив сумки одной рукой, другой взяла её ледяную ладошку. Так и пошли: я, пыхтя под тяжестью картошки, и она – мелкими шагами рядом, как маленький воробей.
Дома я сразу укутала её в плед, включила обогреватель и поставила чайник. Барсик, обычно равнодушный к гостям, мгновенно прыгнул к ней на колени и замурлыкал.
— Смотри-ка, ты ему понравилась, – улыбнулась я, доставая печенье. – А он у меня переборчивый, к кому попало не пойдёт.
Соня осторожно погладила кота, и я заметила, как её плечи немного расслабились.
— Соня, а сколько тебе лет?
— Пять… наверное.
— А фамилию свою помнишь? Или где живёшь?
Она покачала головой, и у меня внутри всё сжалось. Что-то тут было не так.
В тот вечер я накормила её супом и пирожками, уложила спать в своей комнате, а сама устроилась на диване в зале. Всю ночь не спала, обзванивала полицию и администрации соседних сёл, но никто не заявлял о пропавшем ребёнке.
Прошла неделя, потом другая. Соня постепенно оттаивала, начала улыбаться, особенно когда я читала ей сказки перед сном. Но о том, как оказалась на дороге, она ничего не рассказывала – то ли не помнила, то ли не хотела вспоминать.
Когда инспектор по делам несовершеннолетних в очередной раз развела руками, я поняла – пора принимать решение. Отдать в детский дом? От одной мысли становилось не по себе.
— Соня, – позвала я её однажды вечером, когда она увлечённо рисовала за столом, высунув от старания язык. – Хочешь жить у меня? Навсегда?
Она замерла, сжав карандаш, потом подняла глаза:
— А можно?
— Можно. Будешь моей дочкой.
— А Барсика тоже можно оставить?
Я засмеялась:
— И Барсика тоже.
Она спрыгнула со стула, подошла ко мне и вдруг крепко обняла. А я, гладя её по голове, подумала: что будет – то будет. Справимся.
Потом начались походы по инстанциям, сбор документов, проверки. Но это уже совсем другая история.
Первый школьный день помню, как сейчас. Соня держала меня за руку так крепко, будто её вели не в первый класс, а в клетку с тиграми. Новенькое платье в горошек, белые банты, над которыми я провозилась час, пытаясь сделать их симметричными, – всё было, как полагается.
— Мам, а вдруг у меня не получится? – прошептала она, когда мы подходили к школе.
Это «мам» до сих пор отзывалось теплом где-то глубоко в душе. Впервые она назвала меня так месяц назад, когда я лежала с температурой под сорок, а она принесла мне чай, расплескав половину по пути.
— Конечно, получится, – я присела перед ней на корточки, поправляя бант. – Ты у меня умничка.
— А если надо мной будут смеяться? – опустила она глаза.
Я знала, о чём она говорит. В деревне все всё знают, и история «найденыша» уже обросла десятками версий, одна нелепее другой.
— Знаешь что? – я достала из сумки блокнот с котиками на обложке. – Вот, держи. Записывай туда всё интересное, что узнаешь. А вечером расскажешь мне. Договорились?
Она кивнула, прижав блокнот к груди, и мы пошли дальше.
Первые месяцы были трудными. Соня старалась изо всех сил, но математика давалась ей тяжело. Зато на уроках рисования она словно оживала – тихая девочка преображалась, как только брала в руки карандаши.
— Татьяна Ивановна, задержитесь на минутку? – позвала меня Марина Петровна, учительница рисования, после родительского собрания.
Я напряглась – учителя редко зовут без причины.
— У Сони невероятный талант, – она протянула мне альбом. – Посмотрите.
На листе был пейзаж – наша улица осенью. Но как она это видела! Каждый листочек, каждая лужа с отражением неба…
— Её нужно развивать. В районе есть художественная школа…
Я тяжело вздохнула. Художественная школа – это деньги. А с библиотечной зарплатой и так едва сводишь концы с концами.
— Я подумаю, – ответила я.
Вечером, пока Соня делала уроки, а я готовила ужин, в дверь постучали. На пороге стояла баба Зина, наша соседка.
— Тань, это тебе, – она протянула авоську. – У меня яблоки уродились. Девочке витамины нужны. И вот ещё малиновое варенье.
Я растерялась:
— Да что вы, Зинаида Михайловна…
— Бери, бери, – махнула она рукой. – И ещё… Я иногда подрабатываю, квартиры в городе убираю. Если хочешь, могу тебя порекомендовать. Платят хорошо.
Так начались мои «чёрные» выходные. Два раза в месяц я ездила в город на уборку. Соня оставалась с бабой Зиной, которая учила её печь пироги и рассказывала забавные истории.
К концу первого класса мы накопили деньги на художественную школу. Правда, добираться приходилось с пересадками, но Соня ни разу не жаловалась.
Проблемы начались в подростковом возрасте.
— Почему они меня бросили? – спросила она однажды вечером за чаем. – Я была плохая?
У меня сжалось сердце.
— Соня, послушай…
— Нет, это ты послушай! – она вскочила, опрокинув чашку. – Все нормальные люди знают, кто их родители! А я… я никто! Подкидыш!
— Прекрати!
— Что, правда глаза режет? – она выбежала из кухни, громко хлопнув дверью.
Я не пошла за ней. Знала, что это бесполезно. Сидела на кухне, вытирая пролитый чай, и думала: может, я что-то делаю не так?
Через несколько минут хлопнула входная дверь. Накинув куртку, я выбежала на улицу. Она нашлась на кладбище, сидела у могилы бабы Зины.
— Соня…
— Прости, – прошептала она. – Я не хотела…
Я сняла куртку, накинула ей на плечи и села рядом.
— Когда я тебя нашла, думала: поживёт немного и уйдёт. А потом ты начала рисовать…
— Это были единороги! – возмутилась она сквозь слёзы.
— Ага, особенно тот, фиолетовый, с тремя хвостами, – я улыбнулась. – И я поняла, что никуда тебя не отдам. Потому что ты моя. Не по крови, а по сердцу. И мне неважно, кто твои настоящие родители. Для меня настоящая – это ты.
Она прижалась ко мне и разрыдалась. Мы сидели так, наверное, минут десять – мокрые, замёрзшие, но как будто очищенные.
— Мам, – сказала она, когда мы возвращались домой. – А можно я перекрашу свою комнату? В лиловый?
— Это тот, что с фиолетовым оттенком, или с розовым?
— Не знаю, – она пожала плечами. – Давай попробуем оба?
На следующие выходные мы занялись покраской стен. Я так и не поняла, какой оттенок в итоге вышел, но Соня была счастлива.
К пятнадцати годам она уже точно знала, что хочет стать художницей. Её работы часто побеждали на районных конкурсах, а одна даже была отправлена на областную выставку.
— Мам, смотри! – вбежала она в дом, размахивая каким-то листком. – Меня пригласили на мастер-класс в художественном училище! В город, на целую неделю!
Я растерялась. Неделя в городе – это жильё, еда, материалы…
— Это здорово, – выдавила я улыбку. – Когда?
— Через месяц! – она плюхнулась на диван рядом со мной. – Представляешь, там будет настоящий художник из Киева! И нас будут учить писать маслом!
Вечером я достала накопления – ту небольшую сумму, которую откладывала на её поступление. Пересчитала – должно было хватить. А дальше что-нибудь придумаем.
Эта неделя изменила всё. Соня вернулась другой – взрослой, с горящими глазами и твёрдым намерением поступить в художественное училище после девятого класса.
— Но как же школа? – растерялась я.
— Я сдам экстерном! Преподаватель сказал, что у меня есть все шансы поступить на бюджет. Представляешь?
Я представляла. Представляла, как она уедет в город, как я останусь одна в этом доме, где всё пропитано воспоминаниями. Как буду ждать её редких приездов.
— Мам, – она села рядом, взяла меня за руку. – Я ведь не навсегда уеду. Буду приезжать каждые выходные. А потом вернусь и открою здесь студию для детей. Вот увидишь!
Я смотрела на неё – уже не ребёнок, но ещё не взрослая. Решительный подбородок, глаза, которые становятся зелёными, когда она волнуется. Моя девочка. Когда же она успела вырасти?
— Ладно, – сказала я. – Но при одном условии.
— Каком?
— Ты будешь присылать мне все свои работы. Я хочу первой видеть твои шедевры.
Она засмеялась и крепко обняла меня.
Той ночью я долго не могла уснуть. Вышла на крыльцо, села на старую скамейку. Где-то вдали лаяли собаки, пахло спелыми яблоками из сада бабы Зины. Странно устроена жизнь – идёт себе по привычной колее, а потом вдруг – бац! – и всё меняется из-за одной встречи, одного решения…
— Мам, почему ты не спишь? – Соня вышла, укутанная в плед, села рядом и положила голову мне на плечо.
— Да так… думаю.
— О чём?
— О том, как быстро ты выросла.
Она помолчала, потом тихо сказала:
— Знаешь, я иногда думаю: а что, если бы ты тогда прошла мимо? Или если бы я оказалась в другом месте?
— Не знаю, – я обняла её за плечи. – Наверное, так было суждено.
Мы сидели на крыльце до самого рассвета, строя планы на будущее и вспоминая прошлое. А утром я начала собирать документы для экстерната.
Её подготовка к поступлению стала нашим общим делом. Я работала на двух работах, она занималась по ночам. Иногда казалось, что мы не выдержим. Но мы справились. Она поступила.
Жизнь в городе изменила Соню. Она словно расправила крылья – новые друзья, выставки, творческие вечера. Она звонила сначала каждый день, потом реже, но всегда присылала фото своих работ. Я распечатывала их и вешала на стены – получилась целая галерея.
Дом без неё казался непривычно тихим. Даже Барсик, к тому времени совсем старый и ленивый, грустно бродил по комнатам.
— Мам, только не волнуйся, – как-то сказала она по телефону. – Кажется, я нашла способ узнать своё прошлое.
У меня внутри всё оборвалось.
— Что ты имеешь в виду?
— Помнишь ту куртку, в которой я была? Ты ведь её сохранила?
Конечно, я сохранила. Маленькая синяя курточка лежала в дальнем ящике вместе с другими памятными вещами.
— В подкладке есть бирка с названием ателье. Я нашла его – оно до сих пор работает! Может быть, они помнят, кто заказывал куртку?
Я молчала, не зная, что сказать.
— Мам? Ты там?
— Да, милая. Просто… ты уверена, что хочешь это знать?
Она помолчала, потом тихо ответила:
— Нужно закрыть эту дверь. Иначе она так и останется приоткрытой.
Я достала куртку. Она до сих пор пахла нафталином и слегка яблоками — наверное, из-за соседства с банками варенья в комоде.
Через неделю Соня вернулась домой — похудевшая, с кругами под глазами.
— Ну что? — спросила я, усаживая её за стол и наливая чай.
— Ничего, — покачала она головой. — В ателье сменился владелец, все старые журналы заказов пропали. Тупик.
Вдруг она разрыдалась — впервые за много лет.
— Знаешь, что самое смешное? Я даже не понимаю, чего хотела. Найти их? А потом что?
Я обняла её, поглаживая по спине:
— Родная моя…
— Нет, правда, — она вытерла слёзы. — Вот представь, нашла бы я их. И что? Сказала бы: «Привет, это я, та девочка, которую вы оставили много лет назад. Как у вас дела?»
Она горько усмехнулась:
— А потом, сидя в автобусе, я подумала: ведь это они потеряли, а не я. Они упустили возможность видеть, как я расту, как рисую свои первые картины, как поступаю в училище… А ты… Ты всё это время была рядом. Это ты моя настоящая мама, а не та, которая меня родила.
Я молчала, потому что говорить не могла — ком в горле мешал.
— Помнишь тот день, когда ты меня нашла? — вдруг спросила она.
— Конечно.
— А я помню больше, чем рассказывала. Помню, как меня вывели из машины, сказали подождать… Я сидела там почти сутки, пока ты не пришла.
Она встала, подошла к окну:
— Знаешь, что я поняла? Иногда люди уходят из твоей жизни, чтобы в ней появились те, кто действительно важен.
Два года спустя Соня организовала свою первую персональную выставку. Я приехала в город, нарядная и взволнованная, с букетом полевых цветов — её любимых.
Галерея была полна людей. Стильно одетые женщины, мужчины в дорогих костюмах, художники с бородками — все обсуждали картины моей девочки. А я ходила от работы к работе, и сердце готово было выпрыгнуть от гордости.
— А вот и главная героиня дня! — послышался голос за спиной.
Я обернулась — седой мужчина в твидовом пиджаке протянул руку:
— Вы мама Софии? Я её преподаватель живописи. Знаете, у вашей дочери потрясающий талант — она видит душу вещей.
«Моя дочь» — как же красиво это звучало!
— Мам! — Соня пробиралась ко мне через толпу. — Пойдём, хочу тебе кое-что показать.
Она подвела меня к большой картине в глубине зала. Я застыла.
На полотне я увидела нашу старую дорогу — ту самую, разбитую, с тракторными колеями. Огромный дуб, который мы всегда называли «дедушкой», раскинул свои узловатые ветви. А под ним — две фигурки: я с сумками через плечо (она даже мой забавный зелёный плащ не забыла нарисовать!) и маленькая Соня в той самой синей курточке. Мы держимся за руки, а вокруг кружатся рыжие листья. И самое удивительное — откуда-то сверху, сквозь серые тучи, пробивается золотой луч света, как в тот день. Я этого даже не помнила, а она запомнила.
— Это называется «Встреча», — тихо сказала Соня. — Тебе нравится?
Я смотрела на картину, а перед глазами пролетело всё наше с ней жизнь — первые шаги, радости и обиды, взлёты и падения, ссоры и примирения… Двадцать пять лет, пронёсшиеся как один миг.
— Спасибо, — прошептала я.
— Это тебе спасибо, — она крепко обняла меня. — За всё.
Вечером мы сидели в её съёмной квартире, пили чай с тортом и говорили обо всём на свете. На стене висела фотография Барсика – он ушёл прошлой зимой, тихо и спокойно, во сне.
— Кстати, — Соня вдруг засуетилась, — у меня для тебя новость. Помнишь, я говорила про художественную студию в нашем селе?
Я кивнула.
— Так вот, я подала заявку на грант. И… — она сделала паузу, — мне его одобрили! Представляешь? Теперь у нас будет своя студия!
— В нашем селе? — не поверила я.
— А что тут такого? — она пожала плечами. — Там тоже дети растут. Им тоже нужно искусство. И потом… — она хитро прищурилась, — кто-то ведь должен за тобой присматривать на старости лет.
— Ах ты ж! — я притворно замахнулась на неё полотенцем.
Она со смехом увернулась:
— Только сначала надо немного дом подремонтировать. Крыльцо совсем развалилось…
— И забор покосился, — подхватила я.
— И сад зарос…
Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. Впереди было столько планов, столько надежд!
А картина «Встреча» теперь висит у нас в гостиной. И каждый раз, когда я смотрю на неё, думаю: как удивительно устроена жизнь – иногда нужно просто не пройти мимо, чтобы найти самое важное.
