– Когда ты, наконец, разведешься? – услышала я голоса в нашей спальне

По полу просторного, наполненного светом холла были разбросаны алые лепестки роз. Несколько дверей из дерева вели в разные части дома: на кухню, в гостиную и в кабинет. Я внимательно следила за этой розовой тропинкой, пока взгляд не остановился на лестнице напротив входной двери. Откуда-то доносились тихие, словно приглушенные стены, звуки нежной мелодии.

Внутри все сжалось — по животу будто порхнули тысячи бабочек. Я закусила губу, задержала дыхание. Неужели Егор решил устроить сюрприз? Но едва до моего обоняния доносится сладкий, до боли знакомый аромат духов — улыбка медленно тает. Все тело вздрагивает, накрывает дрожь. Мобильный, который я сжимаю в пальцах, предательски выскальзывает из похолодевшей ладони.

Нет… Этого просто не может быть…

Быстро осматриваюсь и тут же замечаю у обувного комода черные кожаные ботинки Егора — те самые, в которых он сегодня ушел. Но вовсе не они заставляют меня замереть, а туфли, стоящие рядом. Красные. Знакомые до боли.

Дыхание перехватывает. Ком в горле.

Я прикрываю глаза.

«Думай, Лана, думай!» — в голове звучит как молитва, как попытка зацепиться за хоть какую-то стабильность.

Я ведь могла бы просто уйти. Развернуться и сделать вид, что ничего не произошло. Оставить за спиной всю эту невыносимую реальность и попытаться вернуться в привычную размеренную жизнь. Но…

Я не способна жить в самообмане. Не умею.

Мне нужно знать правду. Иначе просто разрушу себя изнутри. Сойду с ума.

Вместо того чтобы отступить, я делаю шаг вперёд. Потом ещё один. И ещё.

След розовых лепестков ведёт наверх, на второй этаж нашего загородного дома. Я словно в трансе, ноги не ощущают опоры, платье тёмно-синего цвета чуть касается колен, а стук каблуков отдается пульсацией в висках. Пальцы покалывает, а сердце будто сжимают в кулак.

С трудом прохожу холл, оформленный в бело-деревянных тонах, и останавливаюсь у лестницы. Поднимаю глаза.

И вдруг — воспоминание вспыхивает, яркое, словно солнце:

— Этот дом… он наш? — спрашиваю, обнимая Егора и вглядываясь в его черты. — Серьёзно?

— Ну, ты же сама его хотела, — пожимает плечами, будто между делом.

— Я думала, мы просто снимем его на лето… У нас же не такие финансы, — голос срывается, горло перехватывает от страха потерять мечту.

— Я оформил ипотеку, — он улыбается и касается носом моего. — Планирую выплатить всё к концу года. С бизнесом пошло отлично, — сжимает меня крепче.

— Правда? — бабочки внутри снова оживают. Я кидаюсь ему на шею: — Ты такой молодец! Я всегда в тебя верила! Ты у меня самый лучший! — слёзы радости заполняют глаза.

— Мы — команда, — нежно целует макушку, отстраняется, чтобы заглянуть в глаза. — Без тебя у меня бы ничего не вышло. — Мое сердце замирает. Через мгновение он легко подхватывает меня на руки и несёт по той самой лестнице. — Пора испытать нашу новую кровать, — шепчет на ухо. — Рабочие вопросы решены, теперь можно задуматься о детях. Ты не против? — подмигивает, прежде чем губы вновь находят мои.

Тогда это был один из самых счастливых дней. Прошло восемь лет…

Встряхиваю головой. Нет, это невозможно. Он не мог так поступить… особенно с… Но я должна знать.

Медленно, с тяжестью на плечах, поднимаюсь по ступеням. Дыхание тяжелеет. Я оказываюсь в квадратном холле с тремя дверями: по бокам — две, одна — прямо передо мной. Тропинка из лепестков указывает именно туда. Это дверь в нашу спальню. Она приоткрыта. Узкая полоска света падает на пол, точно стрела, указывая путь.

Ноги подкашиваются. Я хватаюсь за стену.

«Можешь еще уйти», — шепчет внутренний голос.

Нет! Я должна всё увидеть!

Собираю воздух в легкие, выпрямляюсь, заправляю волосы за уши и иду дальше, ступая по лепесткам.

И вдруг… всего в нескольких шагах от двери, слышу женский голос:

— Красиво, правда? — мурлычет. — Лана так не делает, да? Прямо монахиня, — с ядом произносится последнее слово.

— Меньше слов, — голос Егора — хриплый, узнаваемый. Каждое его слово — нож по сердцу. Я прижимаю ладонь к груди, пытаясь заглушить внутреннюю боль.

— Когда ты, наконец, уйдешь от неё? Я бы с радостью радовала тебя каждый день, — её голос звучит всё тише, но каждое слово вонзается глубже.

Глаза застилаются слезами. Все внутри кричит.

Я не могу… не хочу в это верить…

Уйти… Спастись от этой боли. Но, видимо, я мазохистка, потому что подхожу и толкаю дверь.

Она скрипит, открывая мне страшную правду.

Из моих пальцев выскальзывает телефон и с грохотом падает на пол. Егор поднимает голову, Алина оборачивается. Я, не веря, опускаю взгляд — на экране разбившегося телефона всё ещё видно его сообщение:

«Жду тебя в шесть в загородном доме. Только мы вдвоем».

Слёзы ручьями текут по щекам. Я будто парализована. Всё тело в оцепенении. В голове крутится только одно: не может быть…

Колени подгибаются, хватаюсь за косяк.

Мой муж. И моя лучшая подруга. Банальнее не придумаешь.

Из груди вырывается нервный смешок.

— Лана? — доносится голос Егора сквозь шум в ушах. Шорохи, молния, щелчок ремня… шаги. — Лана, ты чего?

Поднимаю голову. Он уже почти рядом. Лицо напряжено, в глазах — что-то незнакомое.

Сердце бешено колотится.

— Не подходи! — выкрикиваю, выставляя перед собой руку.

К моему удивлению, он замирает. Быстро осматриваю его: рубашка распахнута, обнажая грудь. Ремень расстёгнут, брюки кое-как застегнуты. Он стоит посреди просторной спальни с бежевыми стенами, большим шкафом, кроватью, креслами и стеклянным столиком — и выглядит так, будто готов защищать свою территорию.

— Как ты мог… — шепчу, качая головой. Потом поворачиваюсь к Алине. — А ты?

Она, одетая в чёрное кружевное бельё, улыбается. Поймав мой взгляд, лишь приподнимает бровь.

Слова застревают в горле.

Мы с ней были неразлучны с первого дня университета. Сидели рядом на лекциях, вместе сдавали экзамены. Она была моей свидетельницей на свадьбе. Я поддерживала её, когда она родила от школьного парня, а потом — когда он сбежал. Мы чуть не разругались навсегда, когда она отдала ребёнка. Я была в шоке… ведь сама не могла забеременеть. Только спустя девять лет брака я родила… и крестной мы выбрали Алину…

— Какая же ты тварь, — шепчу, утирая слёзы, которые, увы, не прекращаются.

Её глаза расширяются, потом сужаются. Она ставит руки на бёдра и произносит:

— Посмотри на себя. Кем ты стала? Теперь понятно, почему он от тебя бегает, — бросает, не скрывая презрения.

Ярость охватывает меня целиком. Боль никуда не делась, но злость сжигает её на лету.

— Я только родила ребёнка! — с усилием произношу, расправляя плечи.

Егор напрягается, но Алина опережает его:

— Я тоже рожала. Это не повод быть серой мышью, — демонстративно выпячивает грудь.

На мгновение я теряюсь, но тут же прихожу в себя.

— Ты с ним переспала из жалости? Или чтобы доказать, что ты лучше? — с трудом сдерживаюсь.

Внутри я уже давно нанесла ей пару увесистых пощёчин. Но… я не хочу уподобляться ей. Только это и удерживает.

Но её самодовольная ухмылка приближает меня к точке невозврата.

— Он сам этого хотел, — с улыбкой говорит Алина, словно добивая меня.

Я бросаюсь к ней, но Егор встаёт между нами.

Останавливаюсь. Замираю. Словно весь мир рушится у меня под ногами.

Он… защищает её.

От меня.

Оцените статью
Апельсинка
Добавить комментарии