У мусорных баков стояла картонная коробка, потрёпанная и мокрая от дождя. Рядом с ней лежал он — пёс, вытянувший лапы. Бурая шерсть свалялась в комки, на левой передней лапе была запёкшаяся кровь. Его ребра были видны через тонкую кожу, а глаза мутные, но настороженные. Кто-то оставил ему остатки бутерброда, и он даже не взглянул в сторону еды, лишь тяжело вздохнув, не двигаясь с места. Еда осталась нетронутой.
Рыжая кошка, которая жила при соседнем кафе, подкралась к коробке. Пёс медленно поднял голову, словно каждое движение причиняло ему боль. Он не залаял и не шевельнулся. Просто внимательно посмотрел на кошку, и та, отступив, юркнула за угол.
Люди шли мимо. Марина Сергеевна заметила пса ещё вечером.
– Я иду с работы – он там, иду на работу – он там, – рассказывала она коллеге. – Около этой коробки. Он как будто чего-то ждёт.
На следующий день Марина вышла пораньше. Что-то в этой собачьей преданности тронуло её сердце.
Она остановилась в нескольких шагах от пса.
– Привет, охранник. Всё в порядке? На посту? – сказала она, доставая из сумки фарш, купленный в кулинарии. – Давай так: ты поешь, а я одним глазом гляну, что там.
Пёс поднял голову, и в его глазах читалась усталость. Он с трудом встал, покачиваясь, но устоял, встал между женщиной и коробкой. Он не зарычал, не оскалился. Просто заслонил собой.
«Боже, — подумала Марина, — он едва живой.»
Из коробки донёсся слабый писк, едва различимый, как шелест осеннего листа. Марина замерла, сердце пропустило удар. Она наклонилась к коробке, стараясь не делать резких движений.
– Там кто-то есть? – тихо спросила она.
Пёс внимательно следил за ней, и в его взгляде была что-то похожее на молчаливую просьбу.
– Если там что-то живое, мне нужно посмотреть, — продолжила она.
Она осторожно положила на асфальт пакет с фаршем. Пёс принюхался, но не сдвинулся. Голод, видимо, уже не был его главной проблемой.
– Хорошо, вернусь через полчаса, — сказала Марина и пошла по улице.
Когда она вернулась, пёс по-прежнему был на месте, не двигаясь с того момента, как она ушла.
– Это я, вернулась. Поешь, пожалуйста, — сказала она и налила немного бульона в крышку термоса, поставив перед ним.
Пёс не спешил, но с трудом опустил голову и начал пить, отчаянно, будто это была его первая еда за много дней.
«Бедняга, он на последнем издыхании.»
Марина аккуратно присела рядом с коробкой и спросила:
– Можно мне заглянуть? – Она кивнула на коробку.
Пёс не возражал. Или просто не было сил.
Марина включила фонарик и заглянула в коробку. Она увидела старый плед, а под ним завёрнутую в куртку нечто, слишком большое для содержимого. И тогда снова прозвучал тот писк — теперь отчётливее.
Сердце сжалось, и Марина осторожно отодвинула край куртки. В коробке, свернувшись клубочком, лежал маленький котёнок. Он был серый с белыми лапками, не больше её ладони, и не открывал глаз — совсем новорождённый.
– Как же так? — прошептала Марина, оглядываясь на пса.
Тогда её осенило: этот пёс не просто сидел рядом с коробкой, он охранял котёнка. Он защищал того, кого должен был бы считать добычей или врагом, но никак не тем, кого стоит оберегать.
– Вот ты какой. — Её глаза наполнились слезами.
Пёс, пошатываясь, подошёл ближе и лёг у её ног, положив морду на край коробки, словно говоря: «Теперь ты знаешь. Помоги нам.»
Марина достала телефон, её пальцы дрожали:
– Алло, Светлана Юрьевна? Это Марина из второй хирургии. Да, знаю, что выходной. Помните, вы давали номер того ветеринара, к которому своего кота водите? Мне срочно нужен его номер. Это вопрос жизни и смерти.
Пока она говорила, ветер усилился, начался дождь. Марина сняла свой шарф и прикрыла им коробку.
– Не волнуйся, малыш, — прошептала она, не зная, кому она обращается — к псу или к котёнку. — Теперь вы не одни.
Она набрала номер ветеринара.
– Добрый вечер! Меня зовут Марина, мне дала ваш номер Светлана Юрьевна. Да, у меня экстренный случай. Бездомный пёс, очень истощён, рана на лапе. И ещё котёнок, совсем маленький. Я не знаю, сколько они так. Да, могу сфотографировать. Что? Нет, вы не поняли! – её голос дрогнул. – Пёс охраняет котёнка! Понимаете? Он сам еле живой, а оберегает чужого детёныша.
На том конце провода повисло молчание, затем мужской голос произнёс:
– Давайте адрес. Буду через двадцать минут.
Ожидание растянулось, как резиновое. Дождь усиливался. Марина сидела на корточках рядом с коробкой, прикрывая её своей курткой. Холода она не чувствовала.
Пёс задремал, привалившись к её ноге. Марина смотрела на его морду — израненную, но удивительно благородную. Человечную.
В ветеринарной клинике Марина почувствовала себя как дома. Врач бережно принял коробку с котёнком.
– Давайте осмотрим малыша, — сказал он, аккуратно извлекая котёнка.
– Мм-да. Дней пять от роду, не больше. — Ветеринар осмотрел животное, проверил реакции. — Этому малышу крупно повезло.
– Повезло? — переспросила Марина, не сводя глаз с пса.
– Именно. Без матери, в холоде. Новорождённые котята не могут самостоятельно испражняться, им нужна стимуляция, которую обычно мать обеспечивает.
Марина посмотрела на пса и её глаза расширились от догадки.
– Вы думаете, он?
Ветеринар пожал плечами:
– Я не уверен, но кто-то явно заботился о малыше. Такое случается, хотя редко. Животные иногда бывают удивительнее людей.
Он осторожно положил котёнка в специальный бокс с подогревом и повернулся к псу:
– Теперь твоя очередь. Поможешь мне?
Следующий час прошел как в тумане. Осмотр, капельница, обработка раны, укол антибиотика, стрижка свалявшейся шерсти вокруг поврежденной лапы.
– Старый перелом, – пробормотал Игорь Александрович, изучая рентгеновский снимок. – Неправильно сросся. И возраст… Ему, наверное, лет девять, не меньше. Для дворняги это уже старость.
Пёс лежал на столе, позволяя врачам делать с ним все необходимые процедуры. Он лишь немного повернул голову в сторону бокса с котёнком, как будто проверял, все ли с ним в порядке.
– И что теперь? – спросила Марина, когда основные процедуры были завершены.
Лицо ветеринара стало серьезным.
– Я не буду вас обманывать. Собака в тяжелом состоянии. Истощение, обезвоживание, анемия, воспаление. Он долго был на пределе. – Игорь Александрович помолчал. – Такие собаки часто долго не живут. Вы понимаете?
Марина кивнула. Она понимала. За годы работы в хирургии она научилась распознавать этот тон — когда врач готовит к худшему.
– И вот еще что, – показал ветеринар на экран ультразвука. – Здесь, видите? Образование в брюшной полости. Нужно сделать биопсию, чтобы точно понять, но…
– Рак? – тихо спросила Марина.
– Вероятно.
Она закрыла глаза.
В углу комнаты тихо пискнул котёнок. Пёс сразу поднял голову, напрягся и попытался встать.
– Тише, тише, друг, – Марина погладила его по голове. – Он в порядке. Всё хорошо.
– Я заберу их. Обоих.
– Что? – ветеринар удивленно взглянул на неё. – Котёнку нужен особый уход, кормление каждые два часа, а у собаки — лекарства, процедуры, возможно операция.
– Я медсестра, – ответила Марина, и в этот момент она почувствовала себя снова двадцатилетней, только окончившей училище, полной надежд и веры в свои силы. – Я справлюсь.
– А что скажет ваша семья?
Она горько усмехнулась.
– Моя семья – это я и кошка Муся. Муся переживет, – она перевела взгляд на пса. – Он заслужил шанс. Шанс дожить не на улице. И увидеть, как растет тот, кого он спас.
Игорь Александрович покачал головой, но в его глазах было уважение.
– Ну что ж, я дам вам все рекомендации. И еще одно, – он понизил голос, – скажите, где вы его нашли. Я позвоню в приют, они пробьют по базе потеряшек. Вдруг его кто-то ищет?
Марина кивнула, но внутренний голос подсказывал ей, что никто его не ищет. Этому псу уже давно никто не был нужен.
Кроме крошечного бездомного котёнка.
А теперь и её.
– Дед! Дед, смотри, что я принесла!
Так теперь называли пса соседи — за седую морду и мудрость в глазах. Прошло два месяца с того промозглого вечера у мусорных баков. Два месяца, полных капельниц, уколов, маленьких побед и тихих разговоров по ночам.
Марина поставила миску с куриным фаршем. Пёс, прихрамывая, но уже гораздо увереннее подошёл к еде, принюхался и лизнул её руку.
– Посмотри на себя, – улыбнулась она, потрепав его за ухом. – Кто бы мог подумать, а?
Шерсть пса, теперь вычесанная и чистая, стала гуще, рыжеватые подпалины проглядывали, а рёбра больше не торчали так сильно. Хромота осталась — старый перелом не лечится — но теперь он мог бегать за мячиком в парке.
– Доктор просто не верит своим глазам, – сказала она. – Говорит, таких чудес не бывает. Образование уменьшается, понимаешь? Само по себе! Он говорит, такое редко, но случается.
В кухню вбежал Рыжик — так назвали котёнка, который за эти два месяца стал крепким малышом с янтарными глазами и белыми «носочками». Он с разбегу запрыгнул на спину пса и принялся бодаться, требуя внимания.
Дед только фыркнул, наблюдая за ним. Рыжик стал центром его мира. Он спал рядом с пёсиком, ел вместе с ним и часами следил за его играми с игрушками.
Муся, кошка Марины, сначала шипела, но теперь снисходительно наблюдала за их возней с высоты холодильника, иногда опускаясь, чтобы вылизать уши Рыжику.
Марина улыбалась, глядя на своих подопечных. Рыжик, свернувшись клубком, лежал между лап пса, а тот осторожно вылизывал его шёрстку, не пропуская ни одного сантиметра.
– Знаешь, – Марина погладила пса по голове, – я так и не поняла, кем ты был раньше. Бродягой? Потерявшимся любимцем? Или сторожевым псом с какой-то стройки?
Дед посмотрел на неё спокойным взглядом.
– Но я точно знаю, кто ты сейчас, – её голос дрогнул. – Ты герой. Самый настоящий. Ты защитил того, кто слабее. Ты не прошёл мимо чужой боли.
Марина смахнула слезу, тихо рассмеявшись. Тридцать восемь лет в медицине, а она растрогалась из-за собаки и котёнка.
Впрочем, не только из-за них. Из-за себя тоже — той, настоящей, которую она почти забыла под грузом смен и одиночества.
За окном падал первый снег этого года. Рыжик дремал, а Дед, устало прикрыв глаза, отдыхал.
Иногда самые слабые оказываются самыми сильными и верными.
