Пёс по кличке Рыжик начал суетиться ещё с рассветом. Пока лесник Иван Григорьевич натягивал старые кирзачи и разминал застывшие плечи, собака вертелась у него под ногами, подвывала и то и дело кидалась к двери, будто что-то чувствовала.
— Ну чего ты носишься? Волков на хвосте привёл, что ли? — проворчал лесник, закрепляя на поясе флягу с чаем.
Рыжик коротко тявкнул, ткнулся влажным носом в косяк и застыл — хвост дрожал, будто антенна, улавливающая тревогу.
— Потерпи ты, командир, — отмахнулся Иван. — Сейчас подмету, и пойдём.
Но пёс был настойчив. Пока хозяин сгребал снег у крыльца, Рыжик сорвался с места, понёсся к опушке, нырнул в еловый бурелом, потом вернулся и сел, будто солдат, ожидающий приказа.
— Ну прямо тебе ещё пилотки не хватает, — вздохнул Иван. — Сразу видно, главнюк.
Собака жалобно взвизгнула, словно умоляя: «Пойдём же, не тяни!»
Иван Григорьевич служил в лесничестве уже больше двух десятков лет и прекрасно различал, когда у животного каприз, а когда — дело серьёзное. Когда Рыжий третий раз за утро попытался утащить его в чащу, он сдался.
— Убедил, следопыт. Но если зря таскаешь, вечером получишь пустую кашу.
Собака тут же подскочила и замахала хвостом. Лесник проверил рацию, сунул мобильник в карман, ружьё повесил за плечо — на всякий случай, не чтобы стрелять, а медведей пугать — и запер избу.
Снега было по колено, воздух густой и морозный. Рыжик шёл первым, принюхиваясь к ветру, время от времени приподнимался на задние лапы, будто сверяя путь. Иван осторожно шагал следом.
— Ну и куда ты меня ведёшь, гид лохматый? — вздыхал он.
Пёс не отвечал — только ускорялся. Минут через пятнадцать в тишине послышалось что-то странное: тонкий всхлип или скрип. Иван вскинул бровь, и Рыжик тут же лёг в сугроб, напрягся. Звук усилился — это был детский плач.
— Тихо… — прошептал Иван, снимая ружьё.
Он вышел на крохотную просеку и сразу заметил женщину с ребёнком. Молодая, сидела на пне, прижимая к себе мальчика лет пяти. Ребёнок хныкал, уткнувшись в пуховик. Женщина выглядела измотанной: шапка сбилась, щеки покраснели, а ботинки облеплены снегом.
— Здравствуйте… как вы тут оказались? — тихо спросил Иван, чтобы не напугать.
Женщина дёрнулась, обернулась:
— Мы… потерялись. Я думала, срежем дорогу через лес, но заблудились. Телефон разрядился, связи нет…
— С вечера блуждаете?
— Да… ночь кое-как переждали…
Ребёнок тихо всхлипывал, а под носом у него висела сосулька из слёз.
Иван свистнул Рыжику. Тот сразу подбежал, сел рядом с мальчиком, ткнулся носом в варежку — показывая: «свой, не бойся».
— Хороший, — прошептал мальчик.
— Меня Иваном звать. Я тут лесником числюсь. До моей избушки километров пять. Справитесь?
Женщина кивнула. Глаза у неё были серые, уставшие, но с разумом.
— Главное — согреться бы немного.
— Согреемся. Пошли, только не быстро и дышим через нос. Рыжик, веди!
Обратный путь казался короче. К избушке они добрались, когда солнце скрылось за елью. Из трубы поднимался дым — будто дом знал, что хозяин не один.
— Разувайтесь, сапоги боком поставьте. Рыжий, за мной!
Пёс всё понял: метнулся на кухню, принёс мешок с сухарями — припас для косуль. За отличную службу получил кусок сала, унёс в угол и заурчал от счастья.
— Как зовут вас? — спросил Иван, ставя чайник на печку.
— Лена. А это Артём. Мы из города. В гости ехали, решили лесом пройти — навигатор показал короткий путь.
— Навигатор, — хмыкнул Иван. — В городе — мозг, в лесу — бесполезная железка.
Он налил Артёму тёплый отвар шиповника. Тот жадно пил, вдыхая аромат.
— А это ваша собака? — спросил мальчик.
— Моя. Сегодня он — главный герой.
Рыжик улёгся у печки, положил морду на лапы.
Лена, согревшись, сняла шарф, оглядела помещение. На стене — карта кварталов, под ней — фото женщины и курсанта.
— Это ваша семья?
— Жена и сын. Сын — в армии, жена… пять лет, как нет.
Лена кивнула, опустив глаза. Иван подвёл полено.
— Телефон мой старый, но ловит. Кому позвонить?
Женщина быстро набрала номер:
— Алло, Игорь? Мы в избушке у лесника. Всё хорошо. Да, нашли нас. Ждём тебя.
Положила трубку:
— Муж за нами утром приедет. Машину возьмёт.
— Отлично. Сейчас варенье достану, хлеб. Ешьте. А я умоюсь.
Пока Иван кипятил воду, Артём рассказывал Рыжику про машинки. Собака внимательно слушала, изредка подмигивая.
Лена смотрела на сына и впервые за сутки улыбнулась.
— А куклы на фото… это ваша жена делала?
— Всё умела. И шить, и печь, и мёд качать. И пела так, что птицы замолкали.
Голос лесника стал мягким. Лена кивнула, не произнеся ни слова.
Ночью ветер бился в ставни. Иван устроил гостей на диванах, сам лёг на лавке. Рыжик улёгся между всеми, не спал, сторожил.
Утром под окнами загудел УАЗ с городской регистрацией. Мужчина выскочил, кинулся к жене и сыну:
— Лена! Артём! Вы живы!
Рыжик вильнул хвостом. Работа окончена.
Мужчина подошёл к Ивану:
— Игорь. Спасибо вам. Я с ума сходил.
— Нечего. Лес — он сложный, но добрый. Только уважай его.
— Хотим отблагодарить…
— Лучше поставьте указатель на въезде. Всё прошу, да руки не доходят.
— Сделаем. А пока… — он сунул Ивану пачку купюр.
— Не надо. Рыжику кость принесите. Мне — спасибо.
Игорь спрятал деньги. Лена подошла, протянула крестик:
— Это от мамы. Когда я замуж выходила. Примите, пожалуйста.
— Себе оставь. Вещь семейная. А вот, — он снял со стены фото, вынул значок сына-курсанта. — Артём, держи. На счастье.
— Спасибо, дядя Коля!
— Иван, — поправил лесник.
Когда УАЗ уехал, Иван и Рыжик стояли у крыльца. Снег скрипел под ногами.
— Ну что, старина. Работаем, как всегда.
Пёс гавкнул: «Всегда готов!»
Через две недели на краю леса появился новый указатель: «Тропа “Брусничная”. 3 км до трассы. Будь внимателен!» Ниже — табличка: «Благодарим Ивана Григорьевича и Рыжего за доброту. Семья Кравченко».
— Ну вот… не удержались, — покачал головой лесник.
Пёс вывалялся в снегу, сделал круг — «На посту!»
Весной районная газета напечатала интервью. Иван говорил просто:
— Лес — как человек. Сначала выслушай. Потом — иди. И если пёс воет — это тоже голос леса.
На вопрос журналиста: «А о чём жалеете?» — Иван усмехнулся:
— О том, что жена не видит, как Рыжий стал героем. Сказала бы: “Москва виновата — дрессируют плохо”. Но всё равно миску бы ему налила.
Рыжик подмигнул, выдал довольное «гав», и, кажется, даже лес на миг затих — слушал.
