Зинаида Степановна ходила по комнатам с таким выражением лица, будто у неё болит зуб, но к врачу она не пойдет. Сжатые губы, морщины собрались в кучку возле переносицы.
А дочь с мужем и детьми носились по дому как угорелые. То чемодан принесут, то снова унесут. То зовут всех на обед, то говорят «не до обеда сейчас».
— Мам, ты видела мой синий свитер? А детские сандалии куда положила?
Лина, умная собака, чувствовала, что что-то не так. Она наблюдала за суматохой, но не могла понять, что происходит. В доме было больше смеха и криков, чем обычно. Дети бегали, а Зинаида Степановна не ворчала, как обычно.
— Зин, ну что ты как неродная? — дочь остановилась перед матерью, уперев руки в бока. — Тебе и самой тяжело. У тебя то давление, то спина. Как ты за ней ухаживать будешь?
Зинаида Степановна посмотрела на Лину. Дочь сидела с наклонённой головой, и в её глазах было столько… преданности, что это было даже трудно объяснить человеку, который никогда не жил с собакой.
— Мы справляемся, — тихо сказала Зинаида.
— Мам! — голос дочери стал решительным. — Мы решили. Лина едет с нами. В городе ей будет лучше.
Лина, услышав своё имя, подбежала, виляя хвостом. Хвост так сильно мотался, что сбил вазочку с комода.
— Вот видишь! — продолжала дочь. — Она сама хочет! Чемоданы в машину, и поехали.
А Лина просто хотела быть рядом с людьми. И не подозревала, что её жизнь вскоре изменится.
Зинаида Степановна отвернулась к окну, чтобы смахнуть слезу, и никто не заметил её тихих слёз.
Первую неделю Зинаида Степановна просыпалась по ночам от тишины. Странно, правда? Но она просыпалась, потому что рядом не было дыхания Лины, не было того, кто мог бы потянуться перед её кроватью. Не было того, кто тихонько поскуливал во сне.
Днём было легче: огород, соседка Нина Васильевна, которая всё время говорила: «Ну и хорошо, Зин! Собака — это сплошные хлопоты. У Петровны хоть коза, а твоя что? Только еду переводила».
Зинаида соглашалась. Кивала.
Дочь по телефону говорила бодро, но как-то быстро, словно боялась сказать лишнее:
— Всё хорошо, мам! У нас всё отлично! Лина освоилась, детям нравится с ней гулять.
И Зинаида верила. Не хотела верить, но верила. Потому что это была её дочь, и она не могла её обманывать.
Через три недели после отъезда внуков в дверь снова постучали. Зинаида открыла с такой скоростью, будто ей снова было тридцать. На пороге стояла соседка с телефоном в руке:
— Тебе дочка звонит. Ты опять трубку не берешь. Не слышишь, что ли?
Зинаида провела рукой по волосам, вздохнула и взяла телефон:
— Алло?
— Мам, привет, — голос дочери звучал странно, как тогда, когда она в девятом классе разбила сервиз. — Как ты там?
— Нормально, — сказала Зинаида, глядя на свои потрескавшиеся руки. — А вы как? Лина как?
Повисла пауза. Такая долгая, что Зинаида подумала, что связь прервалась.
— Мам, — голос дочери стал тише. — Понимаешь. У нас проблема. У Сашки аллергия началась. Врач сказал — от шерсти, наверное. Слезы, сыпь. Мы думали, само пройдет, но…
Сердце у Зинаиды Степановны забилось так сильно, что она не сразу поняла, что происходит. Она просто стояла и слушала, как дочь рассказывает об аллергии, о жалобах соседей на лай, о том, что в пятиэтажке собака не может жить.
— И что теперь? — спросила Зинаида, чувствуя, как холодеет внутри.
— Мы нашли ей хороший приют. Там следят за животными, выгуливают их. И, возможно, её заберёт какая-то семья с частным домом, чтобы она могла бегать.
«С частным домом». У неё, Зинаиды, был дом. И двор. И место, где собака могла бегать. И любовь, которая теперь не нужна никому.
— Какой приют? — спросила она, и голос дрогнул.
— Да их несколько в городе. Я не помню точно, муж отвозил. Но хороший, мам! Я узнавала!
Соседка смотрела на Зинаиду с таким сочувствием, как будто она снова овдовела. И в каком-то смысле так оно и было.
— Ясно, — сказала Зинаида, возвращая телефон соседке. — Спасибо.
Ночью ей снилась собака. Но не её Лина, а другая, очень похожая. Она бегала по дороге, потом остановилась и посмотрела прямо на Зинаиду. В её глазах был вопрос: «За что?»
Зинаида проснулась в поту. Села на кровати, держась за сердце.
И тут она поняла: она должна найти Лину. Узнать, в каком она приюте. Забрать её обратно. В свои семьдесят пять сесть на автобус и поехать в город? А если найдёт, то что потом? Что скажет дочери?
Но мысль эта уже поселилась в её голове. Как зерно, брошенное в землю — не вырвать. И с каждым днём Зинаида думала об этом всё больше. Образ Лины в клетке, среди лая других собак, смотрящей с надеждой на каждого входящего, становился всё чётче.
Зинаида начала замечать, что собаки попадаются ей повсюду. В магазине — овчарка, как Лина. В телевизоре — репортаж о приютах для животных. В газете — объявление: «Отдадим в добрые руки».
«Это знаки», — думала она, удивляясь своим мыслям. Раньше она не верила в такие вещи, но теперь была готова верить во что угодно. Лишь бы найти свою собаку.
И вот однажды утром она решилась. Взяла старую сумку, положила деньги, бутерброд, документы, и вышла из дома, не закрыв его на ключ. Зачем? Кому нужны её «богатства»?
Обратная дорога была такой же: та же тряска, те же кочки, тот же рейсовый автобус. Но всё было иначе. Потому что рядом с Зинаидой Степановной, положив голову ей на колени, спала Лина. Истощённая, с ввалившимися боками, но — её. Настоящая. Живая.
— Хорошая собака, — сказал водитель, когда они садились. — Немецкие овчарки такие преданные.
Зинаида только кивнула, чувствуя комок в горле. Она гладила Лину по голове и думала о дочери. Что скажет ей? «Я забрала собаку, которую ты выбросила?»
Но чем дольше она сидела в автобусе, чем ближе был дом, тем яснее понимала: она не будет ничего говорить. Дочь решила, что так лучше. Для себя. Возможно, она действительно верила, что для Лины тоже. Но она не видела этих глаз в вольере. Не видела, как собака отказывалась от еды.
Теперь это забота Зинаиды. Её собака.
Когда автобус остановился, Лина проснулась. Посмотрела в окно и вильнула хвостом.
— Узнаёшь, да? — спросила Зинаида. — Домой приехали.
Они шли по дороге к дому. С каждым шагом Лина оживала. Принюхивалась, оглядывалась, а когда показался дом с деревянным крыльцом, сорвалась с места и побежала вперёд.
Зинаида Степановна улыбнулась. Лина уже стояла у калитки, нетерпеливо переминаясь с лапы на лапу.
И тут Зинаида заплакала. Первый раз за весь день. Она стояла, закрыв лицо руками, а Лина скулила у её ног, не понимая, что случилось.
— Ничего, — прошептала Зинаида, вытирая слёзы. — Просто я думала, что никто больше не будет ждать меня у этой калитки.
Она открыла дверь, и Лина влетела внутрь, обнюхивая каждую комнату, как будто проверяя, не изменилось ли что-то за время её отсутствия. Затем она вернулась к Зинаиде, встала перед ней и посмотрела в глаза.
И Зинаида поняла: они обе вернулись домой.
