Когда я пришла в себя, вокруг стояла странная тишина. Белый потолок, монотонное гудение аппаратуры, чьи-то шаги вдалеке — всё выглядело нереальным, как будто я всё ещё находилась между сном и явью. В голове шумело, во рту пересохло, а тело будто налилось свинцом. Я медленно повернула голову: рядом — капельница, из которой с ровным звуком капала жидкость. Щёлк… щёлк… щёлк… Этот ритм стал для меня единственным маркером времени.
Потом пришли воспоминания. Чёткие, как стоп-кадры. Утро. Варится каша. На плите запах гречки. По кухне за мной бегает Сэм, мой пёс. Хвостом машет, бросает взгляды на консервную банку. Всё как всегда. А потом — провал. Боль в груди, холодный пол, вспышки света, резкий голос врача: «Срочно! Подозрение на инфаркт!»
Я помню, как Сэм бросился за машиной. Сквозь стекло я видела, как он метался возле борта, не понимая, почему не может попасть внутрь. Санитар толкнул его, закрывая дверь. Я хотела что-то сказать — объяснить, что он не кусается, он добрый… Но слова не шли.
А потом была пустота.
Прошло два дня. Родных рядом не было: дочь в командировке в другой области, не могла вырваться. Внучка учится в Петербурге, сессия. Я не обижалась — жизнь такая: спешка, задачи, неотложные дела. Места для «потом» почти не остаётся.
Я лежала, считала капли и старалась не думать. Но мысли лезли в голову. Где Сэм? Жив ли он? Я пыталась дозвониться соседке, но то связи не было, то трубку не брали. Может, кто-то пустил его домой? А если нет? Он же не уличный. Боится шума, людей, не знает, как быть без поводка. На морозе лапы поджимает — такой он нежный.
Я зажмуривалась, пытаясь представить: он у подъезда, лает, ждёт. Или ещё хуже — потерялся… Эти мысли давили сильнее, чем диагноз.
На третий день, ранним утром, в палату вошла медсестра. Молодая, светлая, с голосом, похожим на колокольчик.
— Мария Григорьевна? — спросила она. Я кивнула. Девушка немного смутилась. — У нас… возле приёмного отделения… собака. Уже второй день сидит. Не ест, не уходит. Мы сначала думали, чей-то. А он, кажется, вас ждёт.
Я резко села. Сердце сразу отозвалось тяжестью.
— Рыжий? Белая грудка? Ушко чуть порвано?
— Точно он, — кивнула она.
Меня затрясло. Значит, не бросил. Он ждал. Два дня.
Сэм появился в моей жизни в самый нужный момент. Прошло семь лет с тех пор. Тогда я особенно остро чувствовала одиночество. Мужа не стало, дочь уехала, друзья — кто куда. Я заполняла дни покупками, вязанием, бессмысленным смотрением в окно. Внутри — глухо.
И вот однажды, возвращаясь из магазина, у контейнеров я увидела рыжего щенка. Маленький, лохматый, с невероятно умными глазами. Он подошёл ко мне сам, будто знал — я именно его и жду.
Я взяла его без колебаний. Отмыла, накормила, уложила у коврика. Он не скулил, не сопротивлялся. Просто остался. С тех пор мы были неразлучны. Он рос и стал красивым, не по породе, а по взгляду. Он всё чувствовал. Когда мне было плохо — ложился рядом. Когда я плакала — толкал меня носом. Когда радовалась — кружил, играл, тащил тапки.
Я умоляла санитаров — отведите меня к нему. Пусть ненадолго. Через час, под руку с медсестрой, я шла по коридору. В больничном халате, медленно, осторожно, но шаг за шагом — навстречу.
Он лежал у входа. Холодный кафель, снующие люди, а он один, свернувшись калачиком. Глаза прикрыты, голова на лапах. Устал.
Я подошла — и он вскочил. Без звука. Только хвост забил, дрожит весь, лапы на плечи, мордой ко мне. Он знал. Он меня ждал.
Я села на пол. Обняла. Слёзы текли сами собой. Медсёстры, врачи, охранники — все вышли посмотреть. Кто-то снимал на телефон. А я просто прижималась к нему — живой, любимый, настоящий.
Позже ему принесли курицу. Хлеба не хотел, сосиски проигнорировал. Только мясо. Потом снова лёг у моих ног, пока оформляли бумаги. А я гладила его и вспоминала: как он носился за бабочками, как притащил воробья, а потом сам испугался. Как зимой прятался под пледом и пускал пузыри. Как рычал на коммунальщиков, охраняя наш порог.
Когда приехала внучка, Сэм узнал её сразу. Запрыгнул в машину, но всё оглядывался. Объяснили: «Бабушку скоро выпишут». Он кивнул по-своему — легонько тявкнул и затих.
Теперь он приходил каждый день. Его пускали во двор. Он бегал, поднимал голову — искал глазами моё окно. Я махала рукой, он прыгал, крутился, радовался. Его прозвали «дежурный пёс». Все пациенты его знали.
Когда меня выписывали, он уже ждал у дверей. Сверкающие глаза, виляет хвостом, не отходит. Я шагнула вперёд — он рядом. Мы шли, как старые добрые товарищи, как будто не было разлуки.
Теперь мы дома. Всё восстанавливается: чай по утрам, вязание, любимые передачи. А он — рядом. Следит, сопит, дышит — по-своему охраняет.
Иногда Сэм кладёт морду мне на колени и смотрит. Долго, спокойно. А я глажу его и думаю: он всё это время знал, что я вернусь. А я… выжила, потому что знала — он ждёт.
Сколько нам осталось — не знаю. Мы не молоды. Но каждый день — подарок. И за него я благодарна.
Если у вас была подобная история — напишите о ней. Поделитесь своим чудом.
