Олег ехал в поезде и смотрел в окно, не видя пейзажей. Всё вокруг — как и его жизнь сейчас — однообразное, серое, будто застыло между вчера и никогда. Он вышел на перрон просто размяться. Маленькая станция, почти без признаков жизни. Названия он даже не заметил — какая разница? Через пятнадцать минут он вновь будет в пути, к другу, что звал его «развеяться».
И тут он увидел его. Рыжеватый пёс лежал прямо на рельсах, метрах в тридцати от платформы. Не двигался. Не пытался встать. Не убегал.
— Эй, пошёл вон! — Олег махнул рукой, думая, что собака сейчас вскочит и убежит.
Пёс приподнял голову, посмотрел в сторону человека, снова положил её и остался лежать.
«Он что, ранен? Или больной?» — мелькнуло в голове. Вокруг ни души. Олег выругался и пошёл по шпалам.
— Ты чего, а? — голос прозвучал неожиданно хрипло. Видимо, давно он не разговаривал с кем-то по-настоящему.
Перед ним — грязный, худой пёс. Чёрные глаза — не страдальческие, не просящие — мудрые. Смотрели прямо в душу, как будто знали о нём всё. Даже то, чего он сам не осознавал.
Подойдя ближе, Олег увидел причину неподвижности: одна из задних лап намертво застряла между шпалами. Кровь на шерсти давно свернулась. Пёс больше не боролся — просто лежал. Смирился.
Олег почувствовал, как сердце резко заколотилось. Где-то там, в расписании, уже выехал следующий состав.
Они смотрели друг на друга — человек и собака.
— Сейчас будем разбираться, — пробормотал Олег и присел рядом.
Пёс напрягся, на его морде мелькнуло что-то вроде предостережения. Он тихо зарычал — не угрожающе, скорее, как предупреждение: «Не навреди».
— Я помочь хочу, ты понял? — Олег выдохнул. — Не бойся, не предам.
Он осторожно приблизился. Собака следила за каждым его движением. Тело — измождённое, худое, рёбра выпирают, шея длинная, уши обвисли.
Лапа была сильно распухшей, между металлом и телом почти не осталось зазора. Олег поморщился — железо врезалось в плоть. При каждом прикосновении пёс вздрагивал, но не огрызался. Только смотрел. Просил не словами — глазами.
Можно было просто уйти. Вернуться в поезд, ехать дальше. Как и все. Ведь кто он ему, этот пёс?
Но не смог. Что-то внутри не давало развернуться и бросить.
— И что же мне теперь с тобой делать? — прошептал Олег.
Он машинально потянулся за телефоном. Но кому звонить? Посмотрел по сторонам — пусто. Только старая сторожка и колонка, облезлая от времени.
Гудок. Издалека. Холодок пробежал по коже. Время ещё есть, но ненадолго. Пёс поднял уши, в глазах — знание. Он всё понимал. Ждал. Без истерики, без страха.
— Не надо! — выкрикнул Олег. Голос сорвался на крик. — Ты будешь жить!
Он вновь бросился к рельсу. Руками стал отодвигать гравий, пытался что-то поддеть. Сломанные ногти, кровь на пальцах — он не замечал боли. Главное — успеть.
Позвонил дочери. Полина. Первый номер в списке.
— Алло?
— Полина! Слушай! Тут собака! Рельсы! Она застряла!
— Папа? Ты в порядке?
— Как вытащить? Поезд идёт!
— Что? Где ты?
— Что-то подложить! Рычаг! Что угодно! — выкрикнул он.
Она, видимо, решила, что отец сошёл с ума. Но, к счастью, посоветовала: «Что-нибудь тонкое, под рельс, как рычаг…»
Олег огляделся. Ничего. Ни палки, ни металла. Тогда он снял кожаный ремень, просунул между железом и лапой. Натянул изо всех сил.
Пёс скулил, но не сопротивлялся. Он знал: это — шанс. И в какой-то момент — поддалось. Лапа вышла.
— Есть! — выдохнул Олег.
Поезд был совсем рядом. Он рванул собаку к себе. Резкий рывок, падение. Грохот, ветер, звон в ушах — они скатились с насыпи в самую последнюю секунду.
Пёс прижался к его груди. Олег ощутил влажное на щеке.
— Я плачу? — пробормотал он.
Из телефона доносился голос дочери:
— Папа? Отзовись!
Он с трудом поднялся. Всё дрожало. Но он был жив. Они были живы.
— Живой… — хрипло сказал он. — Всё хорошо.
Пёс лежал рядом, хромая лапа подогнута. Он молчал, только смотрел.
— Что, Рельс? Пойдём? — спросил Олег, впервые назвав его по имени. Почему именно так? Не знал. Просто… Рельс.
Он поднял его на руки. Лёгкий, как щенок. Тот не вырывался. Только вглядывался в лицо. Словно в последний раз.
Олег шёл обратно к платформе. Поезд стоял, с закрытыми дверями. Проводница крикнула:
— Гражданин! Мы уже уходим!
Он взглянул на неё. Потом на собаку.
— Я остаюсь, — сказал твёрдо. — У меня тут дело. Очень важное.
Проводница всплеснула руками. Поезд тронулся. Унёс с собой старые планы, рутину, привычное.
Олег сел на скамейку. Пёс рядом. Погладил его по спине. Позвонил дочери.
— Прости. Я всё расскажу. Только сначала… сначала просто выслушай.
Он говорил долго. Запинаясь. Но искренне. И впервые за долгое время знал — делает нечто важное. Настоящее.
А на другом конце провода — тишина. Потом голос:
— Папа… ты точно не заболел?
— Нет, — он вдруг улыбнулся, почти засмеявшись. — Нет, дочка. Ты знаешь, мне кажется, я наоборот — начинаю приходить в себя.
Наступила пауза. А потом в телефоне раздался знакомый, до боли родной голос — с интонациями, которых он не слышал уже много лет:
— Привози его к нам. Этого пса. Я знаю отличного ветеринара, посмотрим его, вылечим.
— К вам? — переспросил он в растерянности. — В смысле, к тебе? В столицу?
— А почему бы и нет? — в голосе дочери прозвучала твёрдость. — У нас квартира большая. И тебе хватит места, и собаке тоже.
Пёс, словно уловив, что речь идёт о нём, положил морду Олегу на колени. В этом движении было нечто большее, чем просто усталость — доверие. Надежда.
Олег ощутил, как внутри сжалось сердце.
— Хорошо, — выдохнул он. — Приезжаем. Только это не просто собака. Это — Рельс.
— Рельс? — в голосе дочери зазвучала улыбка. — Уже и имя ему дал?
— Да. И, знаешь, Полин… — он запнулся, подбирая слова, которых не произносил годами. — Я скучал. Очень скучал по тебе.
Ответа не было. Несколько долгих секунд тишины. Он даже испугался — не прервалась ли связь? Но потом услышал: дочь плакала.
— Я тоже скучала, папа.
Он сидел на старой станции, гладя исхудавшего пса по голове.
— Слышишь, Рельс… — тихо проговорил Олег. — Похоже, мы с тобой сегодня родились заново.
До следующего поезда до столицы было ещё часов шесть. Но ему не было скучно, не было тревожно. Он чувствовал странное спокойствие, почти умиротворение. В буфете, где пахло кофе и чем-то тёплым, пожилая женщина сначала недовольно покосилась на собаку, а потом принесла миску воды и с десяток обрезков колбасы.
— Бедненький, — покачала головой она, глядя, как пёс жадно пьёт. — Видно, досталось ему.
Рельс лёг под стол, положив голову на ботинок Олега. Как будто боялся: уйдёт, оставит.
Бинт из простыни, которой поделилась та же буфетчица, не особо помогал, но хотя бы кровь больше не сочилась.
— А вы откуда, если не секрет? — поинтересовалась женщина, вытирая столик.
— В столицу еду, — ответил Олег, не поднимая головы. — К дочке.
— Вот как… — она одобрительно кивнула. — И собачку с собой берёте?
Олег снова кивнул. Пёс, услышав этот жест, чуть заметно пошевелил хвостом. Словно понял, что теперь он не один.
— Так и надо, — сказала женщина. — Раз судьба свела, значит, не зря.
Он задумался. Всё утро казалось ему каким-то странным — будто кто-то взял и встряхнул его изнутри. Если бы не вышел тогда на этой станции, если бы не увидел пса, если бы прошёл мимо, как делал это последние годы…
Словно кто-то наверху решил: пора просыпаться.
Телефон зазвонил снова. Это была Полина.
— Пап, ты как? Мы договорились с ветеринаром. Он примет вас. А ещё…
Она замолчала.
— Что случилось? — насторожился Олег.
— Маша хочет встретить тебя. Соскучилась.
Маша. Его внучка. Шесть лет. Он сжал телефон в руке.
— Передай, что и дедушка по ней очень соскучился, — сказал он, стараясь не выдать, что борется с комом в горле.
В ночном поезде было темно и тихо. Проводница, заметив у двери раненного пса, только махнула рукой:
— Ладно, проходите. Раз уж с вами — пусть едет.
Рельс свернулся у ног хозяина, глаза уже начали слипаться — усталость, боль и стресс сделали своё. А Олег смотрел в окно, где в отражении едва узнавал самого себя. Этот человек в стекле был другим. У него в глазах жило что-то новое. Что-то настоящее.
В какой-то момент Рельс поднял голову, посмотрел на него долгим, глубоким взглядом. И, как в тот день на рельсах, едва заметно повилял хвостом.
— У нас всё будет хорошо, — проговорил Олег, удивившись, насколько уверенно это звучит.
И впервые за долгие годы он в это поверил.
