Юля торопливо собирала маленькую Олю в садик, одной рукой поправляя резинку на косичке, другой роясь в сумке в поисках ключей. — Саша, закрой форточку, пока Фёдор не удрал! – бросила она через плечо. – И поторапливайся, мы уже выбиваемся из графика!
— Да ничего с ним не станет, пусть подышит. Погода чудесная, чего ему, бедняге, в четырех стенах маячить, – буркнул Саша, лениво потягиваясь.
— Ага, помню, как в марте «погулял»! — возмутилась Юля. — Неделю потом искали! Пришёл — весь в репьях, исцарапанный, кожа да кости. Сказала ведь: пора стерилизовать, пока не натворил дел.
— А кто, по-твоему, местную популяцию будет улучшать? – Саша театрально захлопнул форточку, но спустя секунду снова её приоткрыл и подмигнул коту.
Фёдор ответил тем же — мужская солидарность не знает границ, даже между видами.
— Опять балуешь своего любимчика, – вздохнула Юля. – Уверена, в обед снова примчишься, чтобы «господина» накормить.
Хлопнула входная дверь, и в доме наступила тишина.
Трёхлетний кот Фёдор, внушительных габаритов и с типичной сибирской шубкой, сладко потянулся, сонно зевнул и прислушался. Когда шум мотора за окном стих, он приподнялся, встал на задние лапы и выглянул наружу. Машина уехала. Прекрасно. Время заняться делом. С легкостью сиганув с подоконника, он ловко проскользнул в форточку и, оттолкнувшись лапами, приземлился на ветку клёна. Ветер шевелил густую шерсть — вот она, свобода! Как же он скучал по этому чувству. В последний раз такое приключение закончилось недельным отсутствием и громким семейным скандалом.
Тогда, весной, он пережил целую одиссею: темные подвалы, аромат дешевого рыбного мусора, очаровательная трехцветная кошечка, и, конечно, кровавые стычки с местными котами, защищающими свои «территории». Вернулся он из того похода исхудавший, лохматый, но довольный. Хозяева ворчали, но отмыли, накормили и снова приютили.
«А что, если проверить, осталась ли Амелия там, в подвале?» — промелькнуло в голове у Фёдора.
Он осторожно спустился с дерева, пересек двор и направился к знакомому дому. Подвальное окно, ведущее на пустырь, он запомнил ещё с тех времён. Присев, он заглянул внутрь — тьма, только еле заметный запах знакомого подвала. Когда глаза привыкли к темноте, кот спрыгнул внутрь. Пахло пылью, сыростью и чем-то тревожно знакомым.
Вдруг за старой трубой мелькнуло движение. Фёдор замер, затем мягко подошёл ближе и различил три крошечных силуэта. Три котёнка, прижавшиеся друг к другу, глядели на него испуганно, распахнув огромные глаза.
Недели три от роду, не больше. Худенькие, голодные. Два мальчика и девочка. Малышка была трёхцветной, как Амелия, а мальчики — будто зеркальное отражение самого Фёдора: белые «носки» на лапках, манишки на груди. «Мои», — пронеслось в голове, и сердце защемило.
— Детки, где же мама? – мягко промурлыкал он.
Ответа не последовало. Только один, самый смелый, вышел вперёд, заслонив собой сестрёнку и братика.
— Мама скоро придёт, — пискнул он. — Сказала, потерпеть немного. Она принесёт еду.
— Такие большие, а без мамы никак? – улыбнулся Фёдор.
— Мы плакали не потому что без мамы, — поправил его котёнок. — Мы просто очень хотим кушать.
Фёдор опустил уши. Три года заботы и тепла приучили его к тому, что еда всегда в миске, а сон — на мягком пледе. Он вдруг остро понял, что не всем котам так повезло.
— А чего же вы боитесь? — спросил он.
— Приходит один кот, когда мамы нет. Он злой. Бьёт нас. Милю поцарапал, — тихо сказал малыш.
Девочка подняла лапку с застывшей каплей крови. Фёдор ощутил, как внутри закипает гнев.
— Не бойтесь меня. Я вас не трону, — сказал он с теплотой.
Маленькие комочки перестали дрожать. Он осторожно подвинул Милю ближе, стал лизать её ранку, а она прижалась к нему, замурчав. Остальные тоже подошли — сначала нерешительно, потом смелее.
Старшего звали Лёвушкой — гордый, смелый лидер. Средний — Афоня, задумчивый мечтатель. А малышка — Миля, нежная и доверчивая.
— Мама говорит, когда подрастём, будем сами охотиться, — гордо заявил Лёвушка.
— Раньше здесь было холодно, — прошептала Миля. — Труба не грела, и мы дрожали. Мама нас грела собой.
— А потом приходил тот кот… — добавил Афоня. — Но когда мы вырастем, мы его отлупим!
Тень скользнула по подвалу, перекрыв свет из окна. Хриплое «мяу» раздалось снаружи, и котята в ужасе юркнули за трубу. Фёдор отступил вглубь, в темноту, настороженно прищурился. В проём спрыгнул упитанный красавец сиамец — гладкий, холёный, с надменным видом и ярко-голубыми глазами, блеснувшими в полумраке. Он двигался уверенно, точно хозяин положения, направляясь к котятам, но не успел и двух шагов сделать, как на него обрушилась буря.
Фёдор атаковал без предупреждения — с рыком, как у дикого зверя. Молниеносный удар лапой сбил самоуверенного гостя с ног, и началась потасовка. Пыль взметнулась, подвал огласился воплями. Сибиряк не просто дрался — он от души, со всей накопленной отцовской яростью, отстёгивал противника по морде и бокам, не жалея когтей. Сиамец, не ожидавший такого отпора, жалобно заорал, рванул к окну и, поскальзываясь на бетоне, с позором удирал наружу, оставляя за собой мокрые следы.
— Миля, Афоня, Лёвушка, выходите, не бойтесь, — спокойно сказал Фёдор, будто ничего особенного не произошло. — Этот трус сюда больше не сунется. Обещаю.
Малыши осторожно высунулись из-за трубы, убедились, что враг исчез, и радостно запищали. — Ура! Он не вернётся! Дядя, ты такой сильный! — возбуждённо подпрыгивали братики, а Миля, всё ещё прихрамывая, подошла и нежно потерлась мордочкой о его лапу.
— Зовите меня папой, — торжественно произнёс Фёдор.
— А что такое «папа»? — удивились котята.
— Это как мама, только папа, — немного смущённо объяснил он, не найдя слов проще.
Время шло, но мама Амелия так и не появлялась. Маленькие животики жалобно урчали, Миля начала всхлипывать. Фёдор принял решение. — Так, ребятки, поднимаю вас наверх. Там тепло и еда. Потом найду вашу маму, — объявил он.
Котята были согласны на всё, лишь бы насытиться. Один за другим, лёгких, почти невесомых, он аккуратно поднял через подвальное окно. На улице малыши прищурились от яркого света, прижались к отцу и недоверчиво огляделись. — Вперёд! — скомандовал Фёдор и гордо зашагал к своему дому.
Шествие выглядело трогательно: трое малышей, вытянув хвостики, шли гуськом за отцом. Только Афоня отставал — задумчивый, мечтательный, Фёдору приходилось подталкивать его лапой. Милю он часть пути нёс на себе. А когда во дворе сунулся чрезмерно любопытный пёс, Фёдор грозно зашипел, и тот мгновенно ретировался.
Добравшись до своего дерева, кот ловко перебрался на подоконник и втянул малышей следом. Оказавшись в квартире, они тут же набросились на корм в миске, урча от удовольствия. «Хорошо, что я утром пропустил завтрак», — мелькнуло у Фёдора.
Он показал им всё по порядку — лоток, мягкую лежанку, тёплое место у батареи, где можно спать, и, убедившись, что они в безопасности, отправился искать Амелию.
Нашёл он её недалеко от подвала, в кустах. Кошка лежала неподвижно, глаза прикрыты, дыхание прерывистое. У задней лапки — кровоточащая рана. Услышав шаги, Амелия приподняла голову, зашипела, но тут же бессильно опустила морду. Фёдор бросился к ней, стал зализывать кровь, но понял — не поможет. Амелия узнала его и прохрипела:
— Котята… там, в подвале. Позаботься о них. Некому больше.
— Уже позаботился. Они в безопасности, сытые. Что с тобой?
— Шашлычник… шампуром ткнул. Хотела утащить кусочек… для детей… — прошептала она.
— Потерпи, я помогу, — но она уже закрыла глаза.
Фёдор сорвался с места и стремглав помчался к подъезду. В этот момент на лестничной площадке появился Саша, его хозяин. По лицу мужчины было видно — он уже встретил котят и всё понял без слов. Увидев Фёдора, только выдохнул:
— Ну, Федька, даёшь… Что теперь жене скажем?
Но кот не стал слушать. Он вцепился когтями в штанину, потянул Сашу за собой и, громко мяукая, увёл за дом.
Через полчаса Саша сидел в приёмной ветеринарной клиники, поглаживая Фёдора по спине. — Молодец ты, Федя, настоящий мужик, — вздыхал он. — Но всё-таки потом кастрируем, чтоб без подвигов.
— С кошкой всё будет хорошо, — сказал врач, вытирая руки. — Успели вовремя. Проникающее ранение, но органы целы. Сделали операцию, заодно стерилизацию. Отойдёт через пару дней. Покормите — сильно истощена.
Вечером дома состоялся «семейный совет». Юля, не скрывая возмущения, отчитала мужа и кота за все «мужские» проделки, а заодно и весь «сильный пол», который вечно доводит бедных женщин. Но стоило ей увидеть, как Фёдор аккуратно укладывает котят в постель, лижет каждого в носик и, мурлыча, ложится рядом, убаюкивая малышей, — всё её раздражение растаяло без следа.
Через несколько дней Саша вернулся из клиники с Амелией. Она с трудом поднялась, но, увидев своих котят, ожила. Те, пискнув, бросились к ней, а она, прижимая их к себе, вылизывала каждого, благодарно посматривая на людей.
Маленькая Оля визжала от восторга — играла с пушистыми крошками, строила им домики из коробок и таскала бантики. Котята росли на глазах, превращаясь в умных и красивых зверят. Осенью всем троим нашли добрые руки.
Амелия осталась с Фёдором. Ему, правда, пришлось пройти через нелюбимую «операцию», но характер не изменился — тот же гордый, умный и ласковый кот. Часто они с Амелией уходили гулять вдвоём, и никто не знал, куда.
А потом, как-то раз, шашлычник с углового кафе внезапно собрался и уехал. Говорили, нашлись проверяющие, да такие, что даже «братки» не рискнули вступиться: в маринаде для мяса нашли дохлую крысу. Репутацию кафе это добило окончательно. Перед отъездом хозяин заведения увидел на другой стороне улицы двух котов, внимательно наблюдающих за ним. Узнал. Понял.
Фёдор и Амелия, победно подняв хвосты, неспешно направились домой.
