Леська никогда раньше не видела, как плачут настоящие мужчины. Это выглядело почти незаметно: слёзы не текли, а будто прятались, стесняясь выйти наружу, дрожали в уголках глаз и не решались упасть. Она бы и не догадалась, что Боб плачет, если бы не то, как поспешно он отвернулся к стене, когда она зашла проститься.
«Что, не хочет меня видеть?» — мелькнуло у Леськи, и от этого стало немного обидно. Она подошла ближе, вгляделась в его глаза.
— Ты чего, Боб? — спросила растерянно. — Что-то случилось? Или передумали тебя забирать?
Боб шумно вздохнул, понял, что она не уйдёт, пока не добьётся ответа, и, опустив голову, признался:
— Я за вас волнуюсь… Мамаша приболела, Мелкий всё буянит, да и у тебя самой не всё гладко. Как вы тут без меня-то справитесь?
— Ну ты и глупый! — возмутилась Леська. — Да справимся мы! Всё у нас будет хорошо. Ты ведь столько ждал своего Сергея, не смей теперь переживать из-за ерунды.
Боб кивнул, соглашаясь. Возможно, она и права. Но всё равно где-то внутри грызла тревога. Ведь они были ему не просто друзья — семья. А другой семьи у него никогда и не было.
Судьба приютского сторожа
Когда Боб попал в приют, его судьбу решили почти сразу.
— Да не пристроим мы его, — сказал смотритель Витька, хлопнув дверцей вольера.
— Почему это? — удивилась его напарница Леночка. — Хороший же пёс: здоров, не стар, послушный.
— А кому он нужен? — вздохнул Витёк. — Серый, большой, беспородный. Такого только на цепь — дом охранять. А мы на цепь не отдаём. Вот и всё, круг замкнулся. Сидеть ему тут до старости. Помяни моё слово.
— Не слушай его, — тихо сказала Леночка, гладя Боба по спине. — Он просто пессимист. Всё у тебя будет хорошо.
Боб хотел ей поверить, но не смог. Он знал правду о себе. Ведь сам попал сюда с цепи, где прожил почти всю жизнь. Хозяин кормил, иногда гладил, но чаще — прикрикнет или пнёт, если настроение не то. Боб не обижался — такова была его доля. Он честно служил и не роптал. Да и зачем? Другой жизни он не знал.
Когда хозяин внезапно умер — сердце не выдержало — пёс остался один. Цепь, пустой двор, миска без еды. Никому не было дела до собаки. Лишь когда он, оголодав, начал выть на всю округу, соседи наконец позвонили в приют. Так Боб оказался на казённом содержании.
Он не скучал по прошлому — кормили здесь лучше, а пинков больше не было. По его меркам, жизнь стала просто райской. Только вот другие собаки думали совсем иначе.
Белая Леська
Белую дворняжку привезли позже. Первую неделю она почти не вставала, отказывалась от еды и воды. Боб наблюдал и не понимал.
— Ну чего ты, дурочка? — говорил он. — Здесь же всё в порядке. И кормят, и гулять выводят. Живи спокойно, радуйся.
Но Леська не могла радоваться. Она тихо скулила ночами.
— Меня бросили, понимаешь? — наконец сказала она. — Просто выкинули. Сначала я думала, едем гулять в лес, а оказалось — навсегда. Он открыл дверь, выставил меня из машины и уехал. Я бежала за ним, кричала, но он не вернулся…
— Наверное, плохо охраняла? — недоумевал Боб.
— Ты, как всегда, всё сводишь к охране, — вспыхнула Леська. — Я жила в квартире, не на цепи! Меня взяли, чтобы быть другом. Я встречала его после работы, помогала расслабиться, снимала стресс.
— Глупости, — проворчал Боб. — Люди чудные… И что же, плохо снимала?
— Не знаю… Я любила его. Всем сердцем. Он тоже любил — сначала. Потом женился. Ей я не понравилась, но терпела. Пока не забеременела. А потом сказала: «Или я, или собака!» — и он выбрал её. Просто сдал меня, как ненужную вещь.
— И ради такого стоит плакать? — нахмурился Боб.
— Вот видно, что ты никогда не любил! — выпалила она.
Боб не обиделся. Он и правда не знал, что такое любовь. Но жалость к ней почувствовал. И злость — на человека, который так поступил.
Мамаша и её правда
Позже в приют привезли ещё одну собаку — пожилую, с усталым взглядом. Её звали Мамаша. Она не плакала, не жаловалась, даже ела с аппетитом. Но её история сделала Боба злее на людей.
— Таких, как я, тысячи, — спокойно рассказывала Мамаша. — Живут себе старички. У них есть дети, внуки. Любят вроде. Но вот умирает хозяин — и всё, собака становится никому не нужной. Детям не до неё. Выгонят, и ни у кого не дрогнет сердце.
— Так у людей что, совсем сердца нет? — возмутился Боб.
— У некоторых есть, — грустно улыбнулась она. — Только всё реже встречаются.
Мелкий — бунтарь
Следом за Мамашей в приют попал Мелкий — юркий, задиристый пёс. Боб уже приготовился слушать новую трагедию, но тот встретил всех рычанием:
— А пошли они все! — огрызнулся Мелкий. — Знаешь, за что меня сюда? Потому что я не джек-рассел!
— Кто это? — удивился Боб.
— Порода такая, модная. Вот и я — наполовину. Мать у меня породистая, а отец — дворняга. В детстве был весь из себя красавец, а потом вырос — и оказалось, что не дотягиваю до стандарта. Уши не те, хвост не тот. Вот и избавились: «не нужна нам подделка!»
Он злился, кидался на всех, а работники приюта обходили его стороной. Все, кроме Леночки. Она не испугалась — разговаривала с ним, гладила, подкармливала. И постепенно Мелкий растаял.
— Эту я кусать не стану, — сказал он однажды. — Кормит ведь!
Боб улыбнулся. Он понял: между ними рождается доверие. Пусть крошечное, но настоящее.
Прошли месяцы
Как и говорил Витёк, никто не интересовался Бобом. Люди подходили к соседним вольерам, выбирали щенков, гладили пушистых, а к нему — ни одного шага.
— Да что же это за несправедливость! — ворчал Мелкий. — Мы что, на витрине стоим? Они выбирают нас, как помидоры на рынке!
Боб вздохнул. Он уже смирился. У каждого — своя цепь. Просто у кого-то она железная, а у кого-то — невидимая. Но суть одна и та же: ждёшь, когда кто-то подойдёт и скажет: «Пойдём домой».
И всё равно продолжаешь надеяться.
Мелкий уже не в первый раз бурчал недовольно, наблюдая, как к вольерам подходят новые люди.
— Вот, смотри, Боб, опять этот тип пришёл! — он прищурился, брезгливо разглядывая мужчину у калитки. — Толстый, лысый, глазки бегают туда-сюда. Физиономия подозрительная, хоть плачь! Не нравится он мне.
— А вдруг он нормальный человек? — тихо вставила добрая Леська.
— Ага, как твой бывший хозяин, — процедил Мелкий с ехидцей. — Посмотри на него внимательнее. Уверен, жена у него — стерва. Командует им, как дрессировщик. Вот приведёт домой, допустим, тебя. Ты, бедная, от радости лужицу на пол сделаешь — и всё, конец! Вылетишь в тот же день. Потому что некоторые женщины свято уверены, будто собаки — это ангелы, которые не писают, не лижут, не линяют и при этом счастливо визжат, когда их тискают до полусмерти.
— Отстань, противный! — обиделась Леська.
А Мамаша лишь тихонько хмыкнула: характер у Мелкого язвительный, но ведь доля правды в его словах есть.
Боб всё чаще прислушивался к их разговорам и начал сам наблюдать за людьми. Сначала он видел лишь внешность — руки, ноги, глаза, прическу. Мужчины, женщины — да и всё. Но постепенно он стал замечать нечто большее. Глаза у каждого человека были разными. И в этих глазах жили чувства — тёплые, холодные, добрые и злые. Одни светились участием, другие прятали раздражение и усталость.
Со временем Боб стал видеть больше, чем просто взгляды. Он словно начал чувствовать людей изнутри. Не знал, откуда это взялось — может, родился с таким даром, а может, приют пробудил в нём способность, которой раньше не было. Он стал видеть человеческие души.
Некоторые души были тусклые, как выцветшая ткань. Другие — яркие, будто пламя в морозную ночь. А попадались и чёрные, пугающие, от которых веяло злом. Глядя на таких людей, Боб думал: зачем им вообще собака?
Сначала новый дар его пугал. Но потом он решился рассказать кому-то мудрому. И, конечно, выбрал Мамашу.
— Мамаша, со мной странное творится, — признался он. — Я будто вижу, какие люди внутри.
Та кивнула спокойно, словно ожидала этого:
— Да это же чудо, Бобик! Великая сила. Теперь сможешь читать людей, как открытую книгу. Видишь плохого — предупреди остальных. Мол, вот к этому лучше не идти, не потянешь счастья. А у той женщины душа добрая — там будет райская жизнь.
Боб слушал и радовался. Действительно, умение полезное.
С тех пор он стал приютским оракулом. Когда приходили посетители, Боб молча наблюдал, будто сканировал их изнутри, и потом советовал собратьям, стоит ли доверять. Благодаря ему многие нашли хороших хозяев, избежав беды. Но вот сам Боб всё никак не встречал человека с душой, к которой потянулась бы его собственная.
«Наверное, Витёк был прав, — думал он. — Сидеть мне тут до старости». И смирился.
Так продолжалось, пока однажды в приют не вошёл Сергей — мужчина средних лет, среднего роста, без особых примет. Ни худой, ни полный, ни молодой, ни старый. Обычный. И Боб, сам не зная почему, вдруг захотел рассмотреть его внимательнее.
Он заглянул глубже — и замер. Душа Сергея была не сияющей и не мрачной, а тёплой, как старое лоскутное одеяло: разная, из множества кусочков — где боль, где доброта, где усталость, но всё вместе создавало уют и надёжность. Боб почувствовал, что рядом с этим человеком можно просто быть.
Он понял: Сергей ищет друга. Не игрушку, не охранника — именно того, кто поймёт с полуслова. Одинокий человек, которому нужен кто-то верный, спокойный и надёжный. И именно таким Боб и был.
Сергей подошёл к его вольеру, задержался. Впервые за долгое время кто-то посмотрел на Боба по-настоящему. Пёс поднялся, подошёл ближе и помахал хвостом — осторожно, будто боялся поверить.
— Пожалуй, я за тобой, — тихо сказал Сергей.
«Да, точно за мной», — подумал Боб.
На следующий день они должны были уехать. Но Бобу не давало покоя чувство долга. Как же приют без него? Леську ещё не забрали, Мамаша всё чаще кашляла, а Мелкий вчера чуть не укусил женщину. Сердце Боба рвалось пополам — долг против мечты.
Он всю ночь ворочался, не находя покоя. Пока вдруг не услышал знакомое ехидное шипение:
— Мучаешься, старина?
Боб промолчал, но Мелкий не отставал.
— Я-то вижу, — продолжил он. — И совесть давит, и домой хочется. Тяжело быть главным судьёй, да?
— Не до шуток, — буркнул Боб. — Говори толком.
— А толком вот что, — гордо вскинул хвост Мелкий. — Ты забыл, кто первым начал на людей смотреть по-настоящему? Это я! Ты просто перенял моё дело. Так что не переживай — я разберусь.
— Ты? — удивился Боб. — Ты ведь просто язва.
— Ну уж извини! Не всё вижу, как ты, но чувствую, где гниль. Вчера, помнишь, тётку одну чуть не укусил? Так вот — она не добрая. Не из любви пришла собаку брать, а чтобы сыну подарить. Обещала мальчишке джек-рассела, но денег пожалела. Решила взять из приюта — мол, дешевле. Вот я и не дал ей никого обмануть.
Боб долго молчал, потом кивнул.
— Ладно, верю. Понимаешь, Мелкий, тебе теперь и правда придётся за нас всех смотреть.
— Да я не против, — ухмыльнулся тот. — И замену себе выучу, чтоб после меня было кому.
Когда утром Сергей пришёл, Боб стоял у ворот. Он был спокоен. Сердце больше не болело. Теперь он знал — Мелкий справится, Леська найдёт дом, а Мамаша поживёт ещё немало.
Боб шагнул навстречу новой жизни — туда, где будут тепло, верность и, наконец, заслуженное счастье.
