— Никогда я не смогу полюбить другую! — упрямо заявил Дед, нахмурив седые брови. — Да и поздно уже в моем возрасте…
— Ну и не люби, — спокойно ответила Маруська, мурлыча почти ласково. — Никто и не заставляет. Только будь к ней чуть добрее. Она ведь теперь твоя ответственность, твое наследство.
— А я, по-твоему, безответственный? — возмутился Дед. — На улице берегу, чтоб не попала в беду, смотрю за ней. А дома пусть сама себя развлекает! Я ей не нянька и не мальчишка, чтоб за мячом бегать! И слезы ей вытирать не обязан.
Он тяжело вздохнул, отводя взгляд. — Я ведь вообще новую подопечную не планировал…
— Вот ты злыдень, старый брюзга, — фыркнула кошка, изящно спрыгнув с подоконника и направившись к двери, где уже послышалось царапанье ключа.
Маруська всегда удивляла своим чутьем: стоило кому-то подойти к дому — она уже знала. А Дед, хоть и не показывал виду, с каждым годом старел. Смерть хозяйки выбила его из колеи, а от переживаний и организм стал барахлить — от стресса, как говорят, всё может посыпаться…
Он любил бабу Машу всем своим собачьим сердцем. Нет, не просто любил — боготворил. Они прошли рядом почти десять лет, и казалось, впереди ещё целая жизнь. Но жизнь распорядилась иначе. Бабы Маши больше нет, и теперь Дед живёт лишь воспоминаниями, что роятся в голове, не дают покоя, не дают спать.
Он вспоминал тот день, когда всё началось. Маленький, мокрый от дождя щенок сидел под лавкой и плакал. Одинокий и никому не нужный. Ему было страшно, и он скулил, пока не появился мягкий, тёплый голос:
— Ой, какой ты, черныш. Серьёзный, с белыми бровками, как настоящий старичок. Ну прямо Дед!
Она осторожно взяла его на руки, прижала к груди, и впервые в жизни ему стало спокойно. Так он и стал Дедом.
Дома его встретила рыжая кошка с характером тигрицы. — Ты кто такой, лопоухий? Моя это баба Маша, понял? — шипела она, распушив хвост. Дед скромно сел на коврике и подумал: «А мне всё равно, я никуда не уйду. Мне тут хорошо».
Со временем они ужились. Маруська перестала шипеть, лишь посмеивалась:
— Ну и кличка у тебя! Дед! Да ещё и по характеру в точку — серьёзный, как памятник. Ни шалостей, ни луж, ни охоты за мной. Скукотища!
А Дед не обижался. Он и вправду был спокойным и рассудительным. Баба Маша ласково гладила его по голове:
— Ты у меня мужчина настоящий, Дедулька. Молчаливый, надёжный. Как мой покойный муж. Жаль, второго такого уже не найти. Только вот ты остался…
Когда она говорила о муже, её глаза становились печальными. Дед просто сидел рядом — он знал, что иногда нужно просто быть рядом, слушать и молчать. Они понимали друг друга без слов.
А вот с внучкой бабы Маши, Леной, всё было иначе. Ей тогда было пятнадцать, и она была сущим вихрем. С первой минуты Дед дал понять: «Тискать меня не смей». Но Лена, как назло, только этого и хотела — таскала его на руки, тормошила, дразнила:
— Ой, кто это тут злой старикашка? Гроза коврика! Ну-ка, не рычи, поиграй со мной!
Он вырывался, прятался под кровать и потом долго жаловался бабе Маше. Та смеялась и гладила его:
— Ну потерпи, Дедулька. Девка она добрая, хоть и шебутная. Смотри, какая заботливая, учёба — примерная, дома всем помогает. Просто молодая ещё, вот и мечется.
Дед недоверчиво щурился: «Посмотрим, как твоя добрая ещё себя покажет», — говорил его взгляд.
Прошли годы, Лена выросла, но ума не прибавилось. Вечно попадала в передряги.
— Собралась замуж, — вздыхала баба Маша, сидя с Дедом на кухне. — Да жених… ух, и вид у него! Весь в татуировках, как газетой обклеенный, на мотоцикле гоняет. Ну куда это годится?
Маруська фыркала, а Дед лишь смотрел молча. Оба понимали — ничего хорошего не выйдет.
Так и случилось. Жених сбежал с другой, оставив Лену с разбитым сердцем. Она приходила к бабе Маше плакать, клялась, что больше никогда не влюбится.
— Хорошо, что не успела родить, — вздыхала баба Маша, — ещё встретишь своего человека. Не тот это был, не твой.
Лена долго не горевала — вскоре появилась новая любовь. Теперь это был «поэт и философ»: длинноволосый, в растянутом свитере, без гроша за душой.
— Он сказал, что я мещанка, потому что захотела нормальную жизнь, — возмущалась Лена.
— Вот и пусть идёт к чёрту, — резонно заметила баба Маша. — Тебе нужен надёжный, спокойный мужчина, чтобы за ним как за каменной стеной.
Дед одобрительно стукнул хвостом по полу: наконец-то разумное слово. А Лена только усмехнулась:
— Со скуки же сдохнуть можно за вашей стеной.
— Молодая, глупая, — вздыхала баба Маша. — Придёт время — поймёшь.
Но время шло, а внука всё так же выбирала не тех. Баба Маша печалилась:
— Не доживу я, наверное, до правнуков…
Дед каждый раз вздрагивал от этих слов. Ему не хотелось и думать о жизни без бабы Маши. Она ведь не старая, бодрая, улыбчивая — зачем говорить такое? Но судьба распорядилась по-своему.
Одним утром баба Маша просто упала — прямо у его лап. Дед скулил, тыкался носом, звал, а она не вставала.
С тех пор всё изменилось. Дом опустел, и Дед потерял смысл. В квартире стало тихо, только Маруська иногда вздыхала во сне. А потом, спустя несколько недель, в двери загремел ключ — и на пороге появилась Лена.
Дед встретил Лену без особых эмоций. Ну, вселилась — значит, имеет право. Не выгонять же теперь. Только вот хозяйкой он её не считал: чужая она, не своя. К тому же странная — дерганая, вся в делах, вечно куда-то спешит. Вечерами то уходит неизвестно куда, то возвращается поздно — и каждый раз разная. Иногда весёлая, чуть ли не смеётся, всех обнимает, Маруську за уши теребит, его целует в нос. А в другие дни — хмурая, будто тень, сядет в темноте у окна и смотрит в никуда.
Дед на это внимания почти не обращал — не его дело. Зато Маруська переживала.
— Опять, небось, со своим мужиком поругалась, — шептала она, заглядывая в глаза хозяйке. — Сидит, плачет.
— Пусть плачет, — бурчал Дед. — Голова у неё не на плечах.
— Вот скажи, зачем ты такой черствый? — возмущалась кошка. — Чем она тебе не угодила?
— А за что мне её любить? — отрезал он. — Кормит — спасибо. Благодарен. А жалеть я её не обязан.
Да и хорошо, если поссорилась со своим ухажёром. А то кто его знает, как бы дальше сложилось. Выйдет она замуж, приведёт кого-нибудь, не понравимся — и выкинет нас обоих, как старую мебель.
— Перестань, — пугалась Маруська. — Да с чего бы ей вас выгонять? Мы теперь её семья, память о бабе Маше. Она по ней тоскует, я чувствую! Они ведь с ней были как родные, кровь от крови.
Дед слушал, но не соглашался. Всё у этой Ленки, как ему казалось, поверхностное. Живёт, будто лист на воде — куда ветер подует, туда и плывёт. Не то что баба Маша — в ней глубина, тепло, душа. Конечно, он не снимает с себя ответственности: на улице Ленку оберегает, кавалеров подозрительных отгоняет — липнут к ней, смазливая ведь. Но он не её отец и не обязан спасать от всех бед. Он понимал одно — может случиться что угодно, и Маруську к этому лучше подготовить.
Но к тому, что произошло дальше, Дед готов не был.
Однажды Лена привела в дом кавалера. На первый взгляд — обычный парень: симпатичный, в очках, светловолосый, прилично одет.
— Сашка, знакомься, это моя семья, — сказала Лена, улыбаясь.
— Шутишь? — Саша скривился. — Это ты про кого? Про дворнягу и облезлую кошку? Это, по-твоему, семья?
«Вот и началось, — подумал Дед. — Не понравились мы ему. Сейчас начнёт ворчать, потребует выгнать нас. А она ведь выгонит — слабая, стержня нет».
Но Лена вдруг вспыхнула:
— Сам ты облезлый! Это и есть моя семья! Не вся, конечно, родители живут отдельно. Только к ним мы не пойдём.
— Это почему? — удивился Саша.
— Потому что не хочу.
— Да ладно тебе, обиделась, что я на зверей твоих буркнул? Глупо же!
— Не обиделась, просто всё поняла, — спокойно ответила Лена.
— Ну и живи одна! — вспылил он. — Заманила, называется. Чего тебе вообще нужно было?
— Хотела убедиться, не ошиблась ли я в тебе. Теперь вижу — ошиблась.
— Да ты, дура, — зло бросил Саша. — Я думал, замуж собралась, а ты выкаблучиваешься!
— Хочу замуж, — сказала она твёрдо. — Но не за кого попало. Я уже наделала ошибок. Теперь хочу взрослеть. Хочу, чтобы рядом был человек надёжный, с душой, а не с хвостом павлина. Чтобы за ним, как за каменной стеной.
Она улыбнулась, будто вспомнила слова бабы Маши.
— Ну и сиди одна! — бросил Сашка и хлопнул дверью.
Дед ошарашенно наблюдал за сценой. Неужели Ленка, та самая, которую он считал легкомысленной, назвала их с Маруськой своей семьёй? И выгнала ради них жениха? Он почесал за ухом и пробормотал:
— Вот это да… А я-то думал, что она пустышка. Ошибся, старый дурак.
Маруська, сидевшая рядом, согласно кивнула:
— Вот теперь ты понял. Давно пора, старик. Лена хорошая. Не такая, как наша баба Маша, но с душой. Просто ты ей шанса не дал. Закрылся в своём горе, всё бормочешь: «Никого больше не полюблю, всё, жизнь кончена». А жизнь, Дед, она ведь продолжается. И любовь бывает разная — не только как к бабе Маше.
Дед слушал и удивлялся. «Вот ведь умная, — подумал он. — Всю жизнь считал, что она просто хвостом виляет, а она мудрая, добрая. Не я ли, выходит, глупый?»
И впервые за долгое время он почувствовал что-то тёплое в груди. Не ту старую боль, а что-то новое — мягкое, доброе. Он посмотрел в окно, где за стеклом отражался огонёк настольной лампы, и шепнул:
— Знаешь, Маруська, я, кажется, снова смогу кого-то полюбить. Не так, как бабу Машу — иначе. Но ведь любовь, она ведь не одна, правда? У неё граней много.
Кошка довольно замурлыкала, а в глубине сознания Дед вдруг словно услышал знакомый голос — ласковый, тихий, родной:
— Молодец, Дедулька…
Он улыбнулся. Может, это просто мысль. А может — баба Маша действительно одобрила.
