Он обосновался в подвале заброшенной пятиэтажки. Там было удобнее всего: летом сохранялась прохлада, а в холодное время года земля долго держала тепло и не выстывала так быстро.
Рядом с ним постоянно находились пять пар внимательных глаз. Две принадлежали небольшим рыжим собакам, ещё три — двум взрослым котам и одной молодой кошечке, почти котёнку. Она была подвижной, доверчивой и ласковой. Именно её он чаще всего брал с собой, когда выходил «на промысел»: собирал бутылки, металлолом и относил всё это в пункты приёма.
Каждый раз он уговаривал её остаться в подвале, не ходить следом, но она никогда его не слушалась. Поэтому мужчина всё время тревожно оглядывался по сторонам и замедлял шаг, пока она не догоняла его.
Он не крал и не просил подаяния. Иногда соглашался на случайную работу у частников по соседству — прополоть грядки, помочь по хозяйству. За это ему давали немного еды и мелкие деньги. На них он покупал корм и лакомства для своих подопечных, а заодно что-нибудь простое для себя — перекусить и выпить.
Старушки из окрестных домов порой без всякой просьбы приносили ему еду или давали деньги. Они почему-то называли его Святым Асклепием. Все эти женщины были образованными — пенсионерки из университетского городка, расположенного неподалёку.
Если кто-нибудь спрашивал их, откуда взялось такое прозвище, они обычно смущённо умолкали, отворачивались и уходили. Сам Асклепий был тихим, спокойным человеком, не шумел и всегда старался исчезнуть, едва замечал, что его присутствие кому-то неприятно — из-за запаха или внешнего вида.
Зато улыбка у него была особенная. Такая, что сердца старушек, да и некоторых женщин помоложе, сжимались и болезненно вздрагивали. В ней было что-то детское и абсолютно беззащитное: лицо светилось открытой улыбкой, а в глазах при этом жила тихая печаль.
Все его питомцы, кроме непоседливой кошечки, обычно ждали его «дома», то есть в подвале полуразрушенного здания.
В этот день он подрабатывал на прополке огорода у одного частного дома. Работа уже была закончена, он получил от хозяйки немного денег и пакет с едой и собирался уходить, когда из дома внезапно вырвался крупный пёс. Обычно его запирали в отдельной комнате, пока в доме находились посторонние.
Пёс отличался скверным и вздорным характером. Асклепий напрягся и уже хотел быстро отойти к воротам, но собака даже не обратила на него внимания. Она сорвалась с места, словно выпущенная ракета, и бросилась прямо на кошечку, прижавшуюся к ногам мужчины.

Мужчина успел подхватить свою маленькую подружку, но пёс всё же задел её — огромной, тяжёлой лапой он наступил кошечке на переднюю лапку. Раздался тонкий крик, больше похожий на плач, и лапка безвольно повисла, словно перестала быть частью живого тела.
Он развернулся и бросился бежать. Не оглядывался, не останавливался ни на секунду — только бежал, подгоняемый жалобным писком любимицы. Он сам не знал, куда несут его ноги, но словно кто-то невидимый направлял его. Асклепий остановился перед большой вывеской:
«Ветеринарная клиника».
Он вошёл внутрь. По обе стороны широкого коридора в дорогих креслах сидели ухоженные, хорошо одетые люди, держа на руках или у ног своих питомцев. Мужчина огляделся, затем медленно опустился на колени.
— Бога ради… — сказал он, протягивая вперёд кошечку. — Бога ради, пропустите меня. Ей только что сломали лапку…
Люди, увидев грязного, заросшего бомжа с тяжёлым запахом, не смогли скрыть эмоций. Отвращение читалось на лицах, слова почти срывались с губ, но… никто не стал спорить. Отвернувшись, они молча расступились, и он прошёл в кабинет.
Врач, женщина средних лет, увидев столь необычного посетителя, на мгновение опешила и уже хотела резко и жёстко поставить на место очередного попрошайку. Но взгляд упал на кошечку и её неестественно повисшую лапку — и профессиональный рефлекс оказался сильнее.
Она аккуратно взяла животное из его рук и направилась к операционному столу. Асклепий отошёл в сторону так, чтобы кошечка могла видеть его.
Спустя час, когда всё было сделано и пришло время прощаться, врач с сомнением посмотрела на плохо одетого человека и сказала:
— У меня престижная клиника. Я не могу отпустить вас в таком виде. Я не хочу, чтобы посетители видели здесь бомжа. Идите в ванную, примите душ и переоденьтесь. Там есть одежда моего мужа. Он давно умер, а я всё никак не решусь выбросить его вещи.
Асклепий пытался отказаться, но она настояла. И он пошёл. А когда, вымытый, побритый и переодетый, вышел обратно… врач выронила телефон и, охнув, опустилась на стул.
— Айзек… Господи… Неужели это ты? — прошептала она. — Что с тобой случилось? Как ты до этого дошёл?
Айзек был её первой любовью со времён университета. Они учились вместе на ветеринарном факультете, собирались пожениться, но… разошлись. Он влюбился в другую.
Она не была из тех женщин, которые радуются чужим несчастьям и говорят: «Так ему и надо». Её сердце не знало злорадства — ни к людям, ни к судьбе.
Возможно, годы работы с больными животными сделали её такой. А может, она всегда была именно такой.
Она спросила, где его можно найти, и Айзек, смущаясь, признался, что живёт в подвале заброшенного дома.
— Жди меня вечером, — сказала она.
Он, конечно, не поверил. Какая нормальная женщина поедет в заброшенный дом, в подвал, к бывшему жениху?
Но весь день он был словно не в себе — вспоминал, улыбался, а пять пар глаз с удивлением наблюдали за ним. Свою малышку он не выпускал из рук.
Она приехала. Огромный чёрный джип остановился у развалин, из него вышла женщина с пакетами и маленьким складным столиком. Айзек встретил её и помог всё спустить вниз.
Весь день он пытался привести подвал в порядок — насколько это вообще возможно. Подвал не стал домом, но перестал быть просто норой.
Она не морщилась и не делала вид, что ей неприятно. Они сидели на ящиках, ели, пили и разговаривали, а кошечка с перевязанной лапкой внимательно смотрела на стол.
Когда женщина положила Айзеку на тарелку гору мяса и свежей гречки, он смущённо взглянул на неё, затем взял всё мясо и раздал своим питомцам. Кашу он поставил на пол — собаки тут же опустошили миску.
— Я всегда удивлялась, — сказала врач. — Почему они любят тебя больше всех. Я лечила их, была волонтёром, помогала… а любили они только тебя. Теперь, кажется, понимаю почему.
Айзек улыбнулся и начал есть. А пять пар глаз с любопытством разглядывали ухоженную, пахнущую женщину, сидящую напротив их человека.
Он рассказал ей всё. Как после университета открыл клинику, как дела пошли в гору… и как однажды выяснилось, что всё — бизнес, дом, жена — теперь принадлежат партнёру. Он остался ни с чем, запил и постепенно опустился.
— Я ведь говорила тебе, — тихо сказала она, — что ты слишком доверчив и слишком увлечён работой.
Он улыбнулся и вздохнул. Когда вечер закончился, еда была съедена, а питомцы спали, женщина, подойдя к машине, сказала:
— У меня большая двухэтажная вилла. Я живу там одна. Возвращаться туда каждый вечер — пытка. Ты мог бы пожить со мной. Я помогу восстановить документы. Ты был великолепным ветеринаром…
Асклепий улыбнулся — той самой открытой, беззащитной улыбкой. У неё болезненно сжалось сердце. Глаза у него были другие — печальные.
Он откажется, поняла она, и внутри что-то оборвалось.
— Не могу, — сказал он. — У меня слишком много друзей. Я не могу их бросить.
Она облегчённо выдохнула.
— И всё? — рассмеялась она.
— Кому всё, а кому и достаточно, — ответил он.
— Теперь я понимаю, почему тогда в тебя влюбилась… — сказала она. — Будь любезен, буди свою ораву.
Она распахнула задние двери джипа.
Вскоре они мчались по трассе. Пять пар глаз жались к Асклепию, и только маленькая серая кошечка перебралась на переднее сиденье, затем — на колени к женщине. Она знала: эта женщина — хорошая.
Теперь они работают вместе. Клиник стало две. Женщина принимает обеспеченных клиентов, а Айзек лечит тех, у кого нет денег.
Старушки, назвавшие его Святым Асклепием, по-прежнему приходят к нему с деньгами и кормом. Он отказывается, а они возмущаются:
— Какое ты имеешь право лишать нас удовольствия помогать? Тебе помогали? Помогали. Вот и ты помогай!
А напоследок они целуют его в лоб и говорят:
— Благослови тебя Бог, сынок. Воистину — Святой Асклепий.






