Полуденное солнце нещадно жгло землю, плавя асфальт и поднимая волны жаркого воздуха над дорогой. Я возвращался домой после изматывающей смены, мечтая только о том, чтобы укрыться в тени родных стен и услышать привычный радостный лай моих овчарок — Грозы и Урагана. Обычно звук приближающейся машины приводил их в восторг — они с лаем бросались к воротам, встречая меня, как главного героя. Но в этот раз… только тишина.
Когда я открыл калитку и вошёл во двор, сердце остановилось. Просторный вольер был пуст. Ни Грозы, ни Урагана. Ни звука. Ни следа. Холод паники пробежал по спине, в груди все сжалось.
— Гроза! Ураган! — закричал я, но в ответ лишь тишина и шелест деревьев. Эхо моего голоса глухо отразилось от стен дома и растворилось в знойной тишине.
Этим летом наш дом превратился в некий мини-курорт. К нам нагрянули родные — тёща Марина Петровна с тестем и целой ватагой детей: внуки, племянники, шумная толпа. У Марины Петровны и у некоторых малышей была серьёзная аллергия на шерсть, поэтому, скрепя сердце, мы переселили наших собак из дома в просторный вольер. Не навсегда, конечно, а лишь на время их пребывания. Но даже вольер был на виду, и я мог ежедневно проверять, всё ли с моими друзьями в порядке.
Вскочив в дом, я бросился к компьютеру. Камеры видеонаблюдения фиксировали всё — я молился, чтобы запись помогла прояснить, куда исчезли собаки. Пальцы дрожали, когда я проматывал видеопоток. Время — 11:23. На экране появился Виктор Иванович, мой тесть. Он спокойно открыл вольер, подманил собак — и те, с привычной доверием и вилянием хвостов, послушно побежали за ним. Он открыл багажник своей старой «Лады», и обе собаки запрыгнули внутрь. Через несколько секунд машина скрылась за воротами.
Дальше камера показала, как спустя три часа он снова появился во дворе — стремительно, без лишних движений, собрал сумки, погрузил Марину Петровну и детей в машину и уехал. Всё это происходило в спешке, будто они стремились скрыться до моего возвращения.
Я сидел перед монитором, в голове гудело. Куда он отвёз их? Почему увезли без предупреждения? Почему уехали сами так срочно?
Трясущимися руками я нашёл номер тестя и нажал на вызов. Гудки тянулись бесконечно.
— Алло, — наконец послышался голос. Сухой, с нотками тревоги.
— Виктор Иванович, — я изо всех сил старался сдерживать эмоции. — Где собаки?
Ответа не последовало. Только молчание. Давящее, зловещее. Я чувствовал, как сердце стучит в висках.
— Послушай, Андрей, — наконец заговорил он. — Мне нужно тебе рассказать кое-что важное. Приезжай на дачу к моему знакомому Михаилу, я продиктую адрес.
Я мчался по трассе, нарушая все скоростные лимиты. Катя сидела рядом, бледная как бумага. Едва услышав, что произошло, она сразу же позвонила матери. Разговор был коротким, но напряжённым. После него жена долго молчала, а затем тихо сказала:
— Они собирались усыпить их. Мама, брат с женой… Они пытались уговорить папу отвезти собак в клинику, чтобы мы наконец завели детей, и они могли спокойно приходить в гости. Уверяли, что это будет нам же на благо.
Я с силой ударил по рулю, так, что пальцы онемели от боли. Катя зарыдала, закрыв лицо руками.
— Катя, я клянусь, если с нашими псами что-то случилось…
— Папа не смог, — прервала она. — Он отвёз их к своему другу Михаилу.
Когда мы подъехали к старому деревянному домику на краю дачного посёлка, первыми, кого мы увидели, были наши овчарки. Они бегали по участку, играя с шлангом. Целые. Живые. Виктор Иванович сидел на крыльце, сгорбленный, глаза опущены. Увидев нас, он медленно поднялся, готовый к любому приговору.
— Прости, Андрей, — сказал он, когда я подошёл. — Я не смог этого сделать. Они же вам как дети.
Он рассказал, как на семейном собрании его жена, сын и невестка решили, что пора избавляться от «проблемы». Убеждали, что собаки — это просто животные, и если мы их держим, значит не готовы к родительству. Он согласился, но, когда пришло время, повёз собак не в клинику, а к своему другу-охотнику Михаилу, который любил собак и знал, как с ними обращаться.
— Я не мог их отвезти на смерть, понимаешь? Смотрю в эти глаза, и не могу… как бы я жил потом?
Я обнял его молча. Во мне бушевали злость и благодарность одновременно. Катя стояла рядом, по щекам катились слёзы.
Когда собаки заметили нас, они бросились с радостным лаем, скакали, лизали руки, скуля от счастья. Я опустился на колени, прижал их к себе, утонул лицом в знакомую шерсть.
— Если бы не эти собаки, может, я бы и не женился на твоей дочери, — сказал я тестю. — Помнишь, как она увидела их впервые? Сказала, что мужчина, который так заботится о своих псах, станет хорошим мужем.
Виктор Иванович слабо улыбнулся и кивнул.
— А дети… — я взглянул на жену. — Мы никогда не были против. Просто всему своё время.
На веранде нас встретил Михаил, крепкий, обветренный мужчина. Мы пожали руки.
— Спасибо, что приютили их, — голос предательски дрогнул.
— Пустяки, — махнул рукой Михаил. — Псы отличные, умные. Не пропадут. Пойдёмте чай пить.
За старым столом, покрытым выцветшей клеёнкой, Михаил рассказывал, как Виктор Иванович привёз собак.
— Видно, на грани был. А собаки, как тени, всё к нему жмутся. Он мне и говорит: «Миша, спаси. Не могу так с ними». Ну, я и сказал: оставляй.
Он налил нам чай из термоса. Запах смородинового листа мгновенно вернул меня в детство.
— У меня всегда были собаки. Сейчас вот два лабрадора. Так что ваши не одни тут. Правда, поначалу всё оглядывались. Видно, ждали вас.
Я ощутил ком в горле, представив, как они ждали и не понимали, почему мы исчезли.
По дороге домой мы обсуждали случившееся. Предательство, боль, осознание, что даже близкие способны на жестокость.
— Для нас они как дети, — прошептала Катя. — А мама… Она никогда этого не понимала. Для неё собаки всегда были просто животные.
— А знаешь, что самое ужасное? — я сжал руль. — Всё было спланировано. Не импульсивно. Обдумано. И твой отец… он ведь почти согласился.
— Но не сделал, — Катя сжала мою руку. — Он увидел в них то, что видим мы.
Дома нас ждали сообщения от родственников. Нас обвиняли в эгоизме, в том, что мы ставим животных выше семьи. Мать Кати писала, как разочарована, брат называл нас фанатиками.
Я закипал. Хотелось сорваться. Но Катя взяла меня за руку:
— Не стоит. Они не поймут. Лучше ограничим общение.
Вечером мы сидели с собаками на веранде. Я гладил Грозу, чесал Урагана. Сердце сжималось от мысли, что мог потерять их.
— Может, они и правы. Может, пора подумать о ребёнке. Но не так. Не ценой их жизней, — сказала Катя, глядя в небо.
Я притянул её к себе:
— У нас будут и дети, и собаки. Мы покажем, что это возможно.
Через неделю мы окончательно порвали связь с родственниками. Только Виктор Иванович остался рядом. Он звонил, приходил, помогал. Однажды вечером он приехал с лакомствами для собак и коньяком.
— Андрей, мне нужно рассказать тебе об одном дне.
Я приготовился слушать.
— Я знал, что не сделаю этого. Но не знал, что дальше. Хотел привезти их обратно, но понял, что Марина не простит. Потому и отвёз к Мишке. Когда вернулся, сказал, что всё сделано. А они… радовались. Жена хлопала в ладоши. Сказала: «Наконец-то!»
Он опустил глаза, руки дрожали.
— Тогда я понял, что не знаю этих людей. Они чужие.
Он поднял глаза:
— Я виноват. Надо было сразу сказать «нет». Прости.
Я только кивнул, сжав его плечо. Мы молчали.
Прошли месяцы. Мы общались только с Виктором. Он помогал во всём, всё больше времени проводил с нашими собаками. Я однажды застал его, когда он разговаривал с ними:
— Говорю, что скоро появится тот, кого надо будет оберегать. Понимают ведь, умные.
Когда начались схватки, Виктор отвёз нас в роддом. Я держал Катю за руку. Ночью родился наш сын. Виктор был рядом.
— Теперь ты понял, что значит быть отцом, — сказал он. — Так же, как и к псам своим.
Собаки приняли младенца. Сторожили, охраняли, тревожились при каждом его звуке. Они стали его первыми защитниками.
Однажды пришла тёща. Без предупреждения, с тортом. Поздравила. А потом снова попыталась заговорить о собаках:
— Теперь вы избавитесь от них, правда?
Катя включила громкую связь:
— Мама, они часть семьи. И ребёнок будет расти с ними. Приходи в гости, если примешь наши правила. Но больше никогда не говори о том, чтобы избавиться от них.
Мать побледнела, потом вспыхнула.
— Не звони мне, когда он закашляется от аллергии!
И ушла. Мы молчали.
На следующий день позвонил тесть:
— Она не понимает, что причиняет боль. Но я с вами. Всегда.
Катина беременность проходила спокойно. Мы готовились, обучали собак. Виктор приходил, помогал. Он стал для нас родным.
Теперь нашему сыну три месяца. Он спит, рядом Гроза и Ураган. Сторожат его сон. А мы знаем — это настоящая семья. Семья, где место есть всем, кто любит и защищает друг друга.
