Анна Сергеевна подправила старенький плед на коленях и посмотрела в окно. У ног вздохнул Тарзан — её преданный пёс, с поседевшей мордой и уставшим, мудрым взглядом. Он положил голову прямо на её тапочки, и она не смогла не улыбнуться.
— Ну что, старичок, опять подъезд на ушах? — с нежностью сказала она, поглаживая его между ушей.
Тарзан прикрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями.
— А ведь ты почти и не лаешь.
В подтверждение её слов за стеной раздался крик ребёнка, а следом включилась громкая музыка. Анна Сергеевна лишь тихо вздохнула. Молодая пара с третьего этажа, их младенец — всё это воспринималось как должное. А вот собака и её шерсть в подъезде почему-то вызывали бурю эмоций.
Раздался дверной звонок. Громкий и резкий — настолько внезапный, что Тарзан вздрогнул, но даже не залаял. Он лишь приподнял голову и уставился в сторону двери.
— Анна Сергеевна! — закричала снаружи Галина Петровна. — Откройте, это срочно!
Тарзан поднялся, еле переставляя больные лапы. Анна Сергеевна оперлась на трость.
— Иду, иду, — отозвалась она спокойно, без раздражения, только с усталостью.
На пороге стояла Галина Петровна с торжественным видом и бумагой в руках.
— Вот, держите! — она сунула листок почти в лицо соседке. — Двадцать три подписи! Весь подъезд поддержал! Требуем запретить содержание животных. Особенно таких, как ваш.
Она посмотрела на Тарзана с неприязнью.
— Весь подъезд? — слабо переспросила Анна Сергеевна, разглядывая список.
— Да, даже новенькие с третьего этажа. Их малыш боится, когда ваш пёс гавкает.
Анна Сергеевна бросила взгляд на Тарзана. Когда же он в последний раз подавал голос? Может, неделю назад. А может, и больше.
— Галина Петровна, — тихо сказала она, — он для меня не просто пёс. Он мне как семья. Последний, кто рядом.
Соседка скривилась и одёрнула кофту.
— Законы есть законы. Придётся вам что-то решать.
Когда дверь закрылась, Анна Сергеевна села на табуретку в прихожей. Тарзан подошёл, положил голову ей на колени и тихо заскулил.
— Не бойся, мой хороший, — прошептала она, гладя его. — Я тебя не оставлю. Никогда.
Прошла неделя с того самого дня, как Галина Петровна принесла подписной лист. Анна Сергеевна почти перестала выходить из квартиры — даже поход в магазин превращался в испытание. Соседи отводили глаза или, проходя мимо, демонстративно морщили носы и прикрывали лица платками. А Тарзан, словно чувствуя общее отношение, шел, понурив голову, тяжело переступая больными лапами.
В пятницу, возвращаясь домой с покупками, Анна Сергеевна почувствовала резкую боль в ноге. Как только дошла до дивана, сразу села, шаря рукой по тумбочке в поисках таблеток.
— Опять эта нога, — пробормотала она. — И давление, кажется, скачет…
Перед глазами начали плясать тёмные пятна, в ушах звенело. Она взяла таблетку и положила под язык.
— Сейчас всё пройдёт, Тарзанушка, не переживай, — сказала она, но больше для себя, чем для него.
Пёс заметно нервничал: он крутился вокруг хозяйки, заглядывал в глаза, подёргивал хвостом и поскуливал.
— Что ты, милый? — она попыталась встать, но тут же снова опустилась на диван — в голове закружилось, мир поплыл. — Дай мне немного времени…
Комната накренилась, потолок начал уходить вбок, и Анна Сергеевна, теряя сознание, почувствовала, как проваливается в темноту. Последнее, что она уловила — это взволнованный визг Тарзана и стук его когтей по полу.
В это время в своей квартире напротив Галина Петровна с раздражением поджимала губы: лай не утихал уже почти двадцать минут.
— Ну что за старая упрямица! — проговорила она вслух. — Как будто назло — науськала собаку, чтобы мешала!
Лай становился всё более тревожным, словно не обычный — а с отчаянием, с болью. Пёс не просто лаял — он звал на помощь. К нему примешался странный грохот, будто он царапал или бился о дверь.
— Ну всё, — Галина Петровна встала с кресла. — Сейчас вызову полицию!
Она подошла к двери, приоткрыла её и выглянула в подъезд. На площадке уже стояла молодая женщина с третьего этажа, прислушиваясь к шуму.
— Что-то он не так лает, — сказала она. — Словно зовёт…
— Нарочно, — буркнула Галина Петровна. — Я сейчас вызову…
Но тут из подъезда поднялся сосед — мужчина средних лет с чемоданом, видимо, только вернулся с работы.
— Что происходит? Почему так шумно?
— Да этот пёс — с ума сошёл! — отмахнулась Галина Петровна. — Лает и лает, будто взбесился!
Мужчина нахмурился, подошёл к двери Анны Сергеевны и постучал кулаком.
— Анна Сергеевна! Всё ли у вас в порядке?
В ответ — только отчаянный визг Тарзана и стук когтей по двери.
— Здесь что-то не так, — сказал он, обернувшись. — Этот пёс так не лаял никогда. Что-то случилось.
Молодая соседка осторожно приложила ухо к двери.
— Она дома. Я слышу дыхание. Или шум. Надо попасть внутрь!
— Ломать будете? — насмешливо фыркнула Галина Петровна. — У меня есть ключ. Она оставляла на всякий случай.
Через минуту в подъезде уже стояли жильцы с разных этажей. Когда дверь открыли, Тарзан с громким воем бросился к людям, потом метнулся обратно в комнату, затем снова выбежал — словно звал за собой.
Они вошли и сразу увидели Анну Сергеевну. Она лежала на полу, неподвижная, с закрытыми глазами, а правая рука была вытянута в сторону телефона. Лицо перекосилось — один уголок рта безвольно свисал.
— У неё инсульт! — воскликнула молодая соседка и бросилась к ней. — Скорая уже вызвана?
— Да! Да, — закивала Галина Петровна, сама не веря, что произнесла это. — Уже едут!
Тарзан не отходил от хозяйки, скулил, тыкался мордой в её руку. На его морде застыло почти человеческое отчаяние. Даже Галина Петровна, такая уверенная и строгая, почувствовала, как горло сдавило и глаза защипало.
Во дворе завыла сирена. Фельдшеры сработали быстро. Один из них, крепкий мужчина с потухшими глазами, похлопал Тарзана по голове.
— Молодец, старина. Если бы не ты, было бы поздно.
Тарзан проводил носилки до самой двери, а потом, оставшись один в квартире, сел посреди комнаты и тихо завыл.
Соседи переглянулись. Что делать с псом?
— Приют? — шепнула одна женщина.
— Он же старый. Кому он нужен? — вздохнул кто-то сзади.
Галина Петровна вдруг выпрямилась.
— Я его возьму. На время. Пока Анна Сергеевна не вернётся.
Все обернулись, потрясённые.
— Вы? Но вы же жаловались… — напомнила молодая женщина.
— Это было до того, как он спас человеку жизнь, — твёрдо произнесла она. — Пошли, Тарзан. Твоя хозяйка скоро вернётся, а пока ты побудешь у меня.
Пёс поднялся медленно, но с достоинством, и, не оглядываясь, пошёл за ней.
Палата интенсивной терапии встретила Галину Петровну резким запахом медикаментов и тихим, настойчивым писком приборов. Она остановилась на пороге, растерянная. Анна Сергеевна лежала на высокой больничной койке, подключённая к проводам и капельницам, и казалась совсем крошечной и хрупкой. Под глазами залегли тени, кожа стала сероватой, а одна сторона лица слегка подёргивалась, будто старалась вернуться к жизни.
— Можно ненадолго, — шепнула медсестра, поправляя капельницу. — Пять минут максимум.
Галина Петровна кивнула, сжала ремешок сумки и робко подошла к кровати. Всю жизнь она говорила громко и решительно. Умела ставить соседей на место, вызывать участкового, ругаться с ЖЭКом. А сейчас — не знала, с чего начать.
— Анна… — голос сорвался, и она осеклась. — Анна Сергеевна, вы держитесь. Я за Тарзаном присматриваю. Он у меня.
Она села на стул у изголовья и положила руки на колени, будто в школе. Пес, казалось, постоянно стоял перед её глазами: как ждёт у двери, не ест, не ложится на подстилку.
— Он, знаете, не такой уж и вредный. Совсем тихий. Только и делает, что у порога сидит, — Галина Петровна нервно сглотнула. — Смотрит. Ждёт вас. Не отходит.
Она достала из сумки платок, покрутила его в руках.
— Все интересуются, как вы. Даже Семён Палыч с первого этажа. Представляете? Тот самый, что грозился вас в санэпидемстанцию сдать за «собачью вонь». Теперь спрашивает каждый день, как вы.
Анна Сергеевна не открыла глаз. Но уголок её губ будто дёрнулся. Или Галине Петровне показалось.
— Время, — медсестра появилась снова. — Пожалуйста, не больше.
Галина Петровна поднялась, глядя на неподвижное лицо подруги, и с трудом кивнула.
На выходе из больницы её остановил врач — среднего роста, лысоватый, с серьёзным взглядом.
— Простите, вы родственница пациентки?
— Нет, — ответила она. — Соседка. Родных у неё нет. Только пёс.
— Пёс? — врач приподнял бровь. — Тот самый, что лаял и поднял весь подъезд?
— Да, Тарзан, — кивнула она, вдруг ощущая, как к горлу снова подкатывает.
— Передайте ему спасибо, — врач говорил предельно серьёзно. — Если бы не он, пациентку могли бы обнаружить через сутки, а то и позже. И тогда шансов почти не было бы. А так — вовремя. Всё благодаря собаке. Он ей жизнь спас.
Галина Петровна поблагодарила врача и, не поднимая глаз, поспешила к выходу. Слова доктора звенели в ушах, как упрёк. Все её жалобы, подписи, вечное недовольство — и вдруг вот так, собака, на которую она хотела писать заявление, оказывается, единственный, кто не прошёл мимо.
Новость о том, что Тарзан спас Анне Сергеевне жизнь, разлетелась по дому быстро — будто ветер пронёсся по лестницам и квартирам. И на этот раз Галина Петровна не отрицала, не оправдывалась. Она сама рассказала, как всё было. Всем. Даже Семёну Палычу.
У неё в квартире теперь был уголок, где обитал Тарзан. Подушка у батареи, миска с водой, даже мягкая игрушка — пищалка, которую принесла соседка с третьего этажа.
— Пап, это он! Собачка, которая спасла бабушку! — кричал её малыш на всю улицу, когда видел Галину Петровну с Тарзаном на поводке. — Можно его погладить?
Тарзан сносил всё спокойно. Терпеливо позволял ребёнку трепать его за уши, гладить по спине. Но взгляд оставался прежним — устремлённый куда-то вдаль, будто он всё ещё ждал хозяйку.
Однажды вечером в дверь Галины Петровны постучали. На пороге стоял Семён Палыч с первого этажа. В руках — белый пакет.
— Это… ну, — он замялся, — для собаки. Мясо. Хорошее. Пусть ест.
Галина Петровна удивлённо подняла брови.
— Он не мой. А Анны Сергеевны. У меня он временно. Но спасибо.
— Да какая теперь разница, — отмахнулся Семён Палыч и фыркнул. — Пусть ест. Заслужил, чего уж там.
Когда из больницы позвонили и сообщили, что Анну Сергеевну готовят к выписке, Галину Петровну накрыла неожиданная волна чувств. Она вдруг осознала, что будет скучать по Тарзану. По его размеренному дыханию в углу, по теплому боку у кресла, когда она вязала или смотрела новости, по взгляду — внимательному, человеческому.
Когда подъехало такси и остановилось у подъезда, Галине Петровне едва удавалось удержать поводок — Тарзан будто заранее понял, кто возвращается. Он выл — негромко, глухо, с непередаваемой смесью боли, радости и долгого ожидания. У тех, кто оказался рядом, от этого звука защипало в глазах.
Из машины, с трудом опираясь на трость, вышла Анна Сергеевна. На лице ещё оставались следы недавней болезни, но в глазах — свет, жажда жизни, благодарность.
Галина Петровна отпустила поводок.
Тарзан рванул вперёд, но, подбежав, резко остановился — будто побоялся навредить. Он только тихо заскулил, вытянул шею и заглянул хозяйке в глаза — ты? Правда ты?
Анна Сергеевна, не сдерживая слёз, медленно опустилась на корточки и обняла пса, прижимаясь лицом к его тёплой, пахнущей пылью шерсти.
— Спасибо тебе, мой спаситель, — прошептала она, и несмотря на то, что голос был едва слышным, все вокруг уловили каждое слово. — Я всегда знала: ты — больше, чем просто собака.
Той же ночью Анна Сергеевна сидела в своей старенькой квартире и медленно, вдумчиво гладила Тарзана. Он устроился у её ног, положив голову ей на колени, и тихонько повизгивал во сне, будто боялся снова её потерять.
Прошло четыре недели. Весна окончательно вступила в свои права: во дворе цвели яблони, на скамейках снова появились старушки, обсуждающие цены и здоровье, а дети вернулись на площадку с самокатами и мячами.
Анна Сергеевна, одетая в тёплый кардиган, устроилась на любимой лавочке под раскидистым клёном. Тарзан дремал рядом, раскинув лапы и положив морду на лапы. Его шерсть лоснилась, в глазах появился прежний блеск — весь дом теперь кормил его по очереди. Кто приносил домашние косточки, кто — баночку паштета, а Семён Палыч и вовсе регулярно приносил печёнку — «чтоб кровь циркулировала, как у молодого».
— Как здоровье, Анна Сергеевна? — Галина Петровна подошла бесшумно, опустилась рядом на лавочку.
— Спасибо, Галина Петровна, полегче стало. Врач говорит — само чудо, как организм восстановился.
Обе женщины замолчали, наблюдая, как малышня гоняет по двору. Среди детей бегал и тот самый мальчик с третьего этажа, который раньше боялся Тарзана до слёз. Теперь он с гордостью всем рассказывал, что гладит «самого настоящего собачьего героя».
— А вы знаете, — вдруг сказала Галина Петровна, глядя в сторону, — у меня когда-то тоже была собака. Ризеншнауцер. Умный был, как профессор.
— Правда? — удивилась Анна Сергеевна. — Никогда бы не подумала. Вы же не рассказывали.
— А зачем? — пожала плечами соседка. — Это давно было. Муж тогда умер, а пёс следом. После этого… я будто ожесточилась. Стала закрываться. И, наверное, злилась на всех, у кого была семья. Даже на вас. Простите.
Анна Сергеевна молчала, глядя на морду Тарзана, усыпанную седыми волосками. Пёс вытянулся на солнышке, но один глаз приоткрыл — следил.
— Странная штука — жизнь, — произнесла она. — Вчера ругались, не здоровались, а сегодня — рядом сидим, делимся. И всё это благодаря одному псу.
Она наклонилась и провела рукой по его голове.
— Знаешь, Тарзан, — прошептала с улыбкой, — ты напомнил людям, что главное не в том, как пахнет подъезд, а в том, как пахнет сердце.
Тарзан только глубоко вдохнул и прикрыл глаза, подставляя нос весеннему ветерку. И, пожалуй, именно в этот момент всем было ясно — да, он понял. Понял всё.
