Маленькая чёрная собачка, прижавшись к стене старого дома, сидела в потрёпанной картонной коробке и вглядывалась в потоки прохожих, торопливо пробегающих мимо. Люди спешили, ведь на дворе был последний день декабря – предпраздничная суета, заботы, покупки… А она? Она и не знала, что значит этот день, что где-то ждут чудеса и подарки, что в домах зажигаются ёлки, а в сердцах – надежда. В её глазах плескались только усталость и страх: сегодня она осталась совсем одна. Совсем-совсем одна в огромном и холодном мире.
Морозный воздух проникал сквозь её спутанную, взъерошенную шерстку, леденя каждую жилку, словно холодные когти медленно вжимались в её тело. Щенячье тельце подрагивало, но она не шевелилась – не было больше ни сил, ни желания. Куда идти? Зачем? Все, кто был дорог, исчезли. Мир стал пуст. Малышка опустилась на самое дно коробки, прижала лапки к животу, прикрыла глаза и затаилась, будто хотела исчезнуть. Её могло спасти только чудо. Самое настоящее. Новогоднее.
Родились они весной у простой дворняжки – пёстрой, привязанной во дворе частного дома. Щенков никто не ждал, хозяин вообще появлялся на участке редко – жил в городе, в квартире. Маму малышей подкармливала добрая соседка. Она же и заботилась о четверых подросших щенках, когда молока матери стало не хватать. Дети соседей часто приходили поиграть с ними – придумывали прозвища, ласкали, возились в пыли. Самого крупного, рыжего и серьёзного, прозвали Шмелем, его белёсого братца с пятнышками – Мотыльком. А чёрную и рыжую сестричек назвали Мухой и Осой. Весёлое, беспечное детство – беготня по двору, спать в обнимку с мамой в одной будке, делить объедки и похлёбку. И пусть хозяина сторонились – дети и соседка дарили ласку и тепло.
Но у дома появился табличка «Продаётся», и всё начало меняться. Хозяин стал приезжать чаще, приводил незнакомцев, осматривавших двор. Шмель, как настоящий защитник, пытался лаять на них, а остальные щенки прятались, особенно девочки. В один из таких визитов потенциальные покупатели, не заинтересовавшись домом, забрали Мотылька. Женщина, у которой загорелись глаза при виде белого щенка, спросила:
— Щенков продаёте?
Хозяин равнодушно махнул рукой:
— Забирайте всех, если хотите…
К концу лета подросшие щенки начали выбираться за калитку, знакомиться с улицей. Там было интересно, но и опасно. Шмель оказался самым отважным: лаял на машины, гонялся за прохожими, а однажды открыл для себя настоящий рай – мусорку. С тех пор он ходил туда ежедневно. Муха и Оса были осторожнее, далеко не отходили, предпочитая суетиться возле доброй соседки, приносившей еду.
Но однажды Шмель не вернулся. Что с ним случилось, не знал никто – не вернулся и всё. А вскоре пришли холода. Осень сменилась морозами. Муха и Оса уже были самостоятельными, хорошо знали местность, и днём подолгу не появлялись дома. Еды стало меньше, тепло найти было всё труднее.
Когда хозяин всё-таки нашёл покупателя, он забрал остатки вещей, прихватив с собой и маму собак. Куда он её дел – никто не знал. А когда сестрички вернулись – во дворе их уже никто не ждал.
Они тесно прижались друг к другу в своей будке, пытаясь уснуть без маминого тепла. Было тревожно и одиноко. Утром они снова ушли на поиски еды, но, вернувшись, обнаружили чужую машину и новых людей. А главное – их встречала злобная овчарка, выскочившая из будки. Девочки едва успели унести лапы – бегом, не разбирая дороги. Они поняли: их больше здесь не ждут. Дома у них больше нет.
Следующие недели стали для Мухи и Осы настоящим испытанием. Две маленькие, одинокие собачки скитались по улицам, перебегая из одного закоулка в другой, стараясь найти хоть какое-то укрытие и кусочек еды. Они перебрались ближе к центру городка — там было теплее у подвальных решёток, возле кафе пахло съестным, а в мусорках можно было найти остатки бутербродов или косточки.
Но город не был пуст. На каждую картонку, на каждую крошку хлеба здесь претендовали десятки таких же бездомных — собак, кошек, птиц. Конкуренция за жизнь была отчаянной. Мухе с Осой приходилось быть осторожными, особенно с другими псами — они были крупнее, сильнее, и не терпели чужаков. От котов тоже доставалось. Но сестрички держались вместе, не отступая ни на шаг друг от друга.
Когда одна рылась в мусоре, другая стояла на страже. Иногда Муха получала по носу, когда защищала еду от нахальной кошки, а Оса еле успевала отскакивать от швыряемых камней — некоторым людям даже в Новый год жалко было тепла и сочувствия.
Но главное — они были вдвоём. Это придавало сил.
Пока однажды… всё изменилось.
То утро было особенно морозным. Снег хрустел под лапками, ледяной ветер бил в глаза. Муха рылась в перевёрнутом контейнере, выискивая что-то съедобное, а Оса, как всегда, наблюдала за округой.
И вдруг появилась стая.
Псы были чужими — явно с окраин или даже из соседнего посёлка. Крупные, мрачные, с потухшими глазами и голодным лаем. Они подкрались с разных сторон сразу. Оса залаяла — тревожно, отчаянно. Но было поздно. Муха бросилась было к ней, но та уже бежала, увлекая за собой часть стаи, стараясь увести их от сестры.
Муха забилась под контейнер. Дрожала. Молилась, чтобы её не заметили. Минуты тянулись бесконечно. Шум стих. Она вылезла наружу — и поняла: Оса исчезла.
Она бежала по следам, обнюхивала снег, выглядывала из подворотен, вслушивалась в лай. Но всё напрасно. Родного запаха больше не было.
С того дня Муха осталась одна. Впервые в жизни по-настоящему одна.
Еда больше не радовала. Кошки прогоняли от тёплых подвалов, а собаки — от мусорок. Она не решалась подойти к людям. Пару раз её прогоняли пинками, один мальчишка бросил в неё снежком. К вечеру она нашла пустую картонную коробку, прижалась к ней и замерла. Поджимая лапки, опустила голову — и закрыла глаза. Больше ничего не хотелось.
Она не чувствовала холода. Только одиночество и пустоту. Перед глазами всё плыло. Казалось, мама, Шмель, Мотылёк и Оса снова рядом. Они бегут по двору, дети смеются, мама зовёт в будку. Детское счастье. Вспышки прошлого.
И вдруг в этом сне появился чей-то голос. Весёлый, как детский смех, переливающийся, как серебряный колокольчик. Муха приоткрыла глаза. По улице шли двое — молодой человек и девушка. Он приобнимал её, она что-то рассказывала, смеясь.
Инстинкт спасения — самый древний и сильный. Муха поняла: это её шанс. Её чудо. Последний. И она, собрав остатки сил, медленно поползла вперёд. К ним. Просто — к ним.
— Никит, ты видел?! — воскликнула девушка. — Она дрожит вся! Она совсем замёрзла!
Юноша наклонился:
— Малышка… иди сюда. Сейчас согреем…
Он расстегнул куртку и прижал её к груди. Муха не сопротивлялась. Она уже не чувствовала ничего, кроме тепла его рук и запаха чего-то доброго, родного.
Они продолжали идти по улице, Никита аккуратно прижимал к себе дрожащую собачку, а Настя не умолкала ни на секунду:
— Никит, ты только вдумайся, это же настоящее чудо! Мама просто запрыгает от счастья! Жулька ведь прожила с нами восемнадцать лет, и вот месяц назад её не стало… А я всё ломала голову, как бы найти для мамы щенка — чтобы горевать перестала, чтобы сердце отвлеклось… А она, как упрямый ёжик, всё «не надо» да «не сейчас»… И вот, пожалуйста, сама судьба собачку нам подкинула! Мы уже почти на месте.
Они свернули к старому дворику, вокруг которого стояли невысокие пятиэтажки, украшенные гирляндами. Из окон лился мягкий разноцветный свет. Никита заметно нервничал — он впервые шёл знакомиться с Настиной мамой. Но странное дело — крошечный комочек в его руках как будто снимал напряжение.
— Мамочка, здравствуй! С Наступающим! — воскликнула Настя, радостно влетая в квартиру. — Мы тебе такой подарок привели! Никита, заходи, не стесняйся.
Парень остановился у входа, немного смущённо переминаясь с ноги на ногу, не торопясь расстёгивать куртку. Мама Насти уже обнимала дочь, глаза её сияли от эмоций:
— Дети мои, как же хорошо, что вы пришли! Проходите. Только знаете, самый настоящий подарок мне уже сегодня судьба преподнесла — когда я по делам ходила…
Из глубины квартиры донёсся лёгкий стук коготков по полу, и в проёме гостиной показалась лохматая рыжая мордочка. Настя тихо ахнула, бросила взгляд на Никиту, а тот едва успел удержать чёрную собачку — та тут же дёрнулась из его рук и буквально выскользнула вниз.
Девочка-найденыш рванулась вперёд, и тут же вцепилась в рыжую с обнимкой, как только увидела её. Рыжая не сопротивлялась, а только прижалась в ответ. Они повизгивали, крутились, лизались — видно было: встретились родные.
Настина мама, наблюдая за этим трогательным воссоединением, достала платок и вытирала слёзы с глаз:
— Господи, что же с ними было, бедняжки… — тихо сказала она, — но ясно одно: в этот Новый год их точно нашло настоящее чудо. Самое настоящее. Да и нас всех заодно.
