Кошка, как это часто бывает, обосновалась с выводком в подвале. Котята были у неё не впервые, но внутреннее чувство подсказывало: этот помёт — последний. Возраст уже давал о себе знать, да и жизнь на улице, полная голода и лишений, не добавляла сил.
Поэтому она особенно бережно прижимала к животу четыре тёплых пушистых комочка, словно пытаясь защитить их от всего мира. В своём тихом кошачьем сердце она просила лишь об одном — чтобы хотя бы кому-то из них повезло найти настоящий дом, тёплый и безопасный. Конечно, в глубине души она мечтала о счастье для всех, но жизненный опыт подсказывал другое: уличным котятам редко улыбается удача.
Она помнила, что такое ДОМ. В её жизни когда-то был период, когда она была домашней, нужной и любимой. Это длилось недолго — меньше года. Потом с хозяйкой случилась беда, и молодая трёхцветная кошка оказалась одна, выброшенная в чужой и холодный мир.
Не умея выживать на улице, она очень быстро стала худой, грязной и доверчивой попрошайкой, которая с надеждой бросалась к каждому человеку. Сердце её было открыто, а взгляд — полон ожидания чуда.
Но чаще всего она получала лишь корки, брошенные на асфальт, а иногда — и вовсе жестокость, о которой лучше не вспоминать. Очень скоро кошка поняла: ждать тепла от посторонних бессмысленно. Единственным человеком, кто действительно её любил, была та самая хозяйка, оставшаяся в прошлом.
В морозные ночи, отвоёвывая место в подвале на едва тёплой трубе, кошка уходила в воспоминания. Ей казалось, будто она снова свернулась клубочком на коленях, а знакомые родные руки гладят шерсть и ласково чешут за ушком.
Потом она впервые стала матерью — и всю нежность, всё тепло, на которое была способна, отдала своим малышам. Так повторялось снова и снова. Котята подрастали: одни исчезали во дворах, других забирали люди, а с кем-то случалось то, что невозможно исправить.
Улица беспощадна. Машины, собаки, равнодушие и жестокость — всё это оставляло след в её сердце. Сколько боли выдержала эта маленькая кошачья душа, знала только она сама.
Задремав среди воспоминаний, кошка крепко спала в подвале, прижимая к себе четырёх новорождённых котят. Ночью её разбудил странный шум — где-то рядом плескалась вода. Подняв голову, она с ужасом поняла: ящик, в котором они лежали, больше не стоял на полу — он плыл.
Панике не было места. Материнский инстинкт оказался сильнее страха. Схватив одного котёнка зубами, кошка без колебаний прыгнула в ледяную воду и поплыла к подвальному окну, выше которого вода не поднималась и вытекала наружу.
Выбравшись на тротуар, она лихорадочно начала искать место, где можно было бы спрятать малыша. Времени почти не оставалось. Засунув котёнка под лавку, кошка тут же развернулась и исчезла обратно в тёмное окно подвала.
Оказавшись снова в холодной воде, она вдруг почувствовала, как силы стремительно покидают её. Лёд сковывал худое тело, дыхание сбивалось, а сердце сжималось от ужаса — она не могла нащупать ящик, где оставались остальные котята.
Она и представить не могла, что её резкий прыжок раскачал ящик, тот опасно накренился и уже через мгновение ушёл под воду. В кромешной темноте кошка металась, пытаясь нащупать опору, плавала кругами, а лапы с каждой секундой становились всё тяжелее. Казалось, ещё немного — и она погибнет вместе с тремя оставшимися малышами… Но внезапно с улицы донёсся пронзительный, жалобный писк. Плакал тот самый котёнок, которого она успела спасти. Единственный.
Собрав остатки сил, мама-кошка выбралась из затопленного подвала. Весна была ранней, но холодной: ночами всё ещё держался мороз, и маленький котёнок быстро остывал.
Промокшая, дрожащая от холода и усталости, кошка подхватила малыша и побрела через двор, не имея ни малейшего представления, куда идти дальше.
В соседнем дворе стояла старая котельная. Там работал дед Степаныч — человек, которого знала вся дворовая живность. С виду он был угрюмым, постоянно бурчал и размахивал руками, прогоняя хвостатых беспризорников. Но животным не нужно слов — они безошибочно чувствуют доброту.
Степаныч помогал тем, кому было тяжелее всего: кормил слабых, лечил больных, а зимой пускал замёрзших греться.
Именно туда и пришла измученная трёхцветная кошка со своим единственным котёнком. Она проскользнула в приоткрытую дверь и, ощутив тепло и относительную тишину, больше не смогла держаться на лапах. Осев на пол, она прижала малыша к себе.
Котёнок, тоже продрогший и голодный, ползал по ней, тыкался носиком в живот и отчаянно пищал, требуя молока. Но от холода, шока и потери сил у кошки оно пропало. Её худенькое тело еле-еле поддерживало жизнь.
Обитатели котельной постепенно собрались вокруг. Первыми тревогу подняли две маленькие собачки, жившие здесь с осени. Их лай разбудил дремавшего Степаныча, и тот, недовольно бурча, пошёл выяснять, что случилось.
За ним, лениво потягиваясь, вышли две кошки. А третья настороженно выглядывала из плетёной корзины — всего неделю назад у неё появились котята.
И именно это стало настоящим спасением для малыша, чудом вынесенного из затопленного подвала…
Трёхцветную кошку Степаныч выхаживал долго и трудно. Потеря котят подкосила её окончательно — она почти перестала есть и словно утратила интерес к жизни. Она бесшумно передвигалась вдоль стен, будто тень, и чаще всего сидела в углу, неподалёку от корзины с котятами.
Полосатая Мурка приняла рыжего малыша, как родного, и никого не подпускала к своим детям. Трёхцветке приходилось держаться в стороне. Степаныч лишь тяжело вздыхал, наблюдая за её немым горем.
Прошёл месяц, и по котельной носились уже пятеро котят — четверо серых полосатых и один огненно-рыжий. Хотя рыжик был младше остальных на целую неделю, он ни в чём им не уступал — ни в быстроте, ни в силе.
— Ну и везунчик ты, парень, — усмехался Степаныч.
Узнав о том ночном затоплении, старик почти сразу понял, какой ценой этот котёнок остался жив. Ему повезло дважды: сначала его спасла собственная мать, а потом Мурка приняла в свою семью и выкормила. Так и приклеилось к нему имя — Везунчик.
Когда Мурка, устав от шумной компании, стала менее строгой, трёхцветке позволили подходить к котятам. Как она безошибочно узнавала своего сына среди других, для Степаныча так и осталось загадкой.
Он только качал головой, наблюдая, с какой нежностью кошка вылизывает рыжего малыша, пока тот, не выдержав ласк, вырывается и мчится играть с серыми собратьями.
Постепенно котят начали разбирать. Дочь Степаныча, Люба, развешивала объявления во дворе и рассказывала о малышах на работе. Однажды она привела в котельную свою коллегу.
— Пап, ты где? Мы котёнка выбирать пришли!
Навстречу им вышел Степаныч, держа серого котёнка.
— Вот, — сказал он, — остался один. Выбирайте.
Когда довольная женщина ушла с котёнком, Люба внимательно посмотрела на отца:
— Пап, там же ещё один есть. Ты его что, прячешь?
Старик смутился и отвёл взгляд. Он давно мечтал подарить рыжего Везунчика своей внучке Кате — такой же огненно-рыжей, как и котёнок. Но нужно было согласие её мамы.
Он начал рассказывать Любе историю трёхцветки и её сына.
Люба присела рядом, взяла кошку на колени и стала гладить её худенькую спинку. У ног женщины резвился рыжий котёнок, неугомонный и счастливый.
— Понимаешь, Люба, он особенный, — тихо говорил Степаныч. — Я верю, что он приносит счастье. Разреши подарить его Кате?
Люба посмотрела на трёхцветку. Та тихо мурчала и жмурилась от удовольствия, словно снова оказалась на коленях у любимой хозяйки, под тёплыми и заботливыми руками.
И, возможно, это было вовсе не воспоминание.
— Особенный, говоришь? Счастье приносит? — улыбнулась Люба. — Наверное, ты прав. Хорошо, папа. Пусть Везунчик станет Катиным. Но с одним условием…
Маму-кошку мы тоже возьмём. Немного счастья и везения ей теперь тоже необходимо.
