— Ну-ка скажи, какая у тебя фамилия? — допытывался старый серый кот у огромного белоснежного попугая с могучим клювом.
— Какая ещё фамилия?! — вспылил какаду, распушившись. — Кукачка я. А фамилия — Кукачберг! Род древний, уважаемый. А если продолжишь издеваться — сейчас за ухо цапну!
Кот расхохотался, замурлыкал от удовольствия, потому что характер у него был вреднючий. Но смех вдруг оборвался — он закашлялся, задышал хрипло и тяжело. Кукачка настороженно уставился на него правым глазом, слетел с клетки, где обычно обозревал свои владения, и осторожно подошёл ближе, заглядывая коту прямо в глаза.
— Плохо мне, — тихо признался старый серый. — Чую, недолго осталось. Ты уж не держи зла… Ты ведь у меня один-единственный родственник. И человеку нашему ничего не говори — он расстроится. Я лучше под диван уйду, потихоньку.
— Ты чего плетёшь?! — возмутился попугай и, от переполняющих чувств, тряхнул крыльями. В тот же миг он ухватил кота своим клювом за правое ухо. — Сейчас вот как клюну! Больно будет!
Кот, перевалившись на спину, громко замурлыкал. Кукачка отпустил его и стал аккуратно перебирать шерсть на светлом кошачьем животе. Он хорошо помнил тот день, когда человек принёс в дом крошечного котёнка с улицы. Попугай тогда долго не мог понять, что это за существо — заглядывал ему под хвост, щупал спинку, пытаясь нащупать крылья.
А котёнок решил, что эта большая белая птица — его мама. Он бегал за какаду по всей квартире и отчаянно кричал, если тот взлетал отдыхать на клетку, стоявшую на столе. В итоге клетку пришлось переставить на пол — малыш спал именно в ней, вытеснив попугайскую «маму». Иногда он просыпался, тревожно оглядывался, находил Кукачку на крыше клетки и снова засыпал, спокойно свернувшись клубком.
Поздно вечером, когда все уснули, а старый кот, как обычно, спал у клетки, какаду нервно расхаживал по столу. Он ковылял с лапы на лапу, словно маленький пингвин, и тихонько рассуждал сам с собой.
— Не могу… никак не могу, — бормотал он. — Как же так? Что мне с моими годами делать, если мой кот уйдёт? С кем я говорить буду? О ком заботиться?
Он вспоминал, как они носились по комнате, как учил котёнка есть из миски, как они засыпали, прижавшись друг к другу в клетке.
— Нет, этого нельзя допустить, — твёрдо решил Кукачка и спрыгнул на пол. Он подошёл к спящему коту и прижался к нему всем телом. — Я тебе уйти не дам…
Белый попугай придвинулся ещё ближе и стал шептать старинные слова, известные лишь самым мудрым птицам. Не утруждайтесь — даже услышав их, люди бы всё равно ничего не поняли. Это был древний попугайский язык, ещё с тех времён, когда по небу летали птеродактили, а магия была такой же обычной частью мира, как воздух.
Утром какаду сидел на клетке нахохлившийся и обессиленный. Его перья словно поблёкли, а глаза еле открывались. Когда вдруг большой серый кот встал на задние лапы и осторожно коснулся его правой лапкой, попугай тихо заворчал.
— Не мешаю… честно, не мешаю, — сказал кот. — Просто хотел сказать… вчера я наговорил всякой ерунды. А сегодня мне так хорошо! Будто заново родился — словно снова два года, бегать хочется, прыгать…
Кукачка с трудом приоткрыл глаз. Шерсть кота лоснилась, словно отполированная, а в глазах опять плясали те самые задорные искорки.
— Ну и слава Богу, — выдохнул попугай.
Он слетел на пол, кот ткнулся в него лбом, а потом вдруг оттолкнул и бросился бежать. Кукачка вскрикнул и ринулся следом. Весь день они играли, потом сидели на подоконнике, наблюдая за улицей. А ночью, когда дом снова уснул, попугай подошёл к коту и стал ласково перебирать шерсть на его спине. Кот замурлыкал и вытянулся во весь рост.
— Десять лет, мой хороший, — прошептал Кукачка. — Десять лет я тебе отдал. Всё, что могу. Всё, что у меня есть на двоих. По десять каждому. Вместе жили — вместе и уйдём, когда придёт время. Без тебя мне тут делать нечего…
Он прижался к своему коту и задремал.
Будьте все живы и здоровы.
