Вот уж правда — иногда самые важные события в жизни происходят совершенно без плана. Кота мы заводить не собирались вовсе: съёмная квартира, ограничения хозяев, да и даже с аквариумными рыбками в таких условиях всегда больше хлопот, чем радости. А тут — кот. Сам пришёл, без разрешения и предупреждений.
Возвращались мы поздно ночью из гостей, слегка навеселе, что в тот день было простительно — отмечали день рождения. Чтобы путь домой казался короче и романтичнее, пошли дворами. Район старый, из тех, где стоят двухэтажные сталинки с одним подъездом и открытыми дверями. Здесь давно не водилось шумных компаний, в основном — пожилые женщины, да и домофоны до таких домов пока не добрались. Лето, духота, тишина.
И вот почти у самого нашего дома из тёмного, совершенно не освещённого подъезда раздался тонкий, протяжный писк. Не совсем мышиный — громче и жалобнее. Такой звук способен выдавить слезу даже из человека с железными нервами. Моя жена мгновенно насторожилась, выхватила зажигалку и ринулась в темноту, размахивая ею с таким энтузиазмом, что я начал переживать за дверные обивки. Но источник звука обнаружился быстро — он и не думал прятаться.
На деревянных досках площадки ползал крошечный слепой котёнок. Он натыкался на коврики, затихал на секунду, а потом снова начинал тянуть свою жалобную песню. Картина была обезоруживающей. Жена немедленно прониклась сочувствием и потребовала от меня того же. Я не спорил с чувствами, но идея взять кота категорически не радовала. Во-первых, я всегда был собачником. Во-вторых, именно мне приходилось общаться с хозяйкой квартиры, и её принципы были мне хорошо известны.
К тому же было странно: слепые котята не оказываются одни в подъездах просто так. Он кричал так, что его должны были слышать за дверями, но там царила полная тишина — никто не вышел и даже свет не включил. Мы решили подождать кошку-мать. Просидели на лавочке почти полтора часа. Я не уснул только потому, что котёнок орал на удивление настойчиво и однообразно. Кошка так и не появилась, а малыш явно выбивался из сил.
Я предпринял последнюю попытку избежать ответственности и заявил, что кошек не люблю и заводить не собираюсь. В ответ мне молча показали зад котёнка, аккуратно приподняв хвост. Аргументы закончились. Пришлось забирать.
Поселили его на кухне, соорудив подобие загородки из старой коробки. Молоко в холодильнике нашлось, подогрели. Пипетки не было — использовали одноразовый шприц. Няньки из нас получились посредственные, но очень старательные. Для тепла налили горячую воду в полулитровую банку, завернули её в старый мохеровый шарф и закрепили, чтобы не каталась. Котёнок моментально устроился сверху, почувствовав тепло, и уснул с крайне довольным и глуповатым видом. Честно говоря, мы выглядели не лучше.
Как и следовало ожидать, жена довольно быстро передала мне ночную смену. Она спала крепко, а я каждые полтора часа менял воду в банке и кормил нового жильца. После этого он замолкал и снова засыпал.
Глаза у него открылись через пару дней, но особой пользы это поначалу не принесло — фокусировка явно запаздывала. Зато громкость возросла: котёнок начал активно возражать против одиночества. В результате он перебрался из кухни ко мне — точнее, на мою подушку. Сворачивался между шеей и плечом и спал как убитый. Всё бы ничего, но я храплю, причём основательно. Из-за этого регулярно получал локтем под рёбра, а к физическому дискомфорту добавился страх во сне придавить несмышлёныша.
Потом встал вопрос имени. Простые варианты вроде Пушки или Барсика отмели сразу. Обратили внимание на его редкий для кота трёхцветный окрас — белые, чёрные и рыжие пятна. Мучились долго и в итоге, почти на грани нервного срыва, решили назвать его Петровичем — из уважения к солидной внешности и врождённой грации.
Кот вырос статным, длинноногим. Ходил, как модель по подиуму, а взгляд имел хитроватый, словно актёр из провинциального театра в роли обаятельного злодея. Мы опасались, что он начнёт метить территорию и придётся прибегать к радикальным мерам, но Петрович быстро освоил лоток, понял правила семейной иерархии и проблем не создавал.
Это был мой кот. И если жена во сне пыталась устроиться у меня на плече, получала мягкий, но решительный отпор — лапами, без когтей. Однако их примирил мой отъезд в командировку. Я уехал на месяц.
На третий день жена позвонила и сказала, что кот отказывается есть. На пятый день он умудрился превратить кухню в зону стихийного бедствия. Звонки шли всю ночь, голос дрожал, требование было одно — срочно возвращаться домой. Всего-то каких-то семьсот километров…
Я, разумеется, никуда срываться не стал, зато жена быстро нашла телефон знакомой ветеринарки. Та, выслушав сбивчивый рассказ, посоветовала не паниковать и дать коту что-нибудь успокаивающее — то ли каплю валерьянки, то ли немного касторового масла. По её словам, такие реакции у животных нередко случаются на фоне сильного стресса.
До аптеки жена так и не дошла, зато внезапно освоила искусство молитвы. И что именно сработало — крепкий кошачий организм или её эмоциональные обещания высшим силам — неизвестно. Факт в том, что к полудню следующего дня пациент не просто оклемался, а выглядел вполне бодро и даже демонстративно здорово.
Более того, Петрович резко пересмотрел своё отношение к супруге. Уже в первую ночь он показательно перебрался спать к ней на плечо, будто подчёркивая перемену приоритетов. Днём, правда, продолжал предпочитать мои футболки, устраивая на них сиесты с видом человека, который всё контролирует.
Когда я вернулся из командировки, мы решили отметить это событие поездкой к тёще на дачу. Петровича, разумеется, взяли с собой — подышать свежим воздухом и, возможно, вспомнить охотничьи инстинкты. Единственное, что мы не учли, — это был его первый автомобильный опыт. И расплата не заставила себя ждать.
Кот носился по салону с высунутым, как у собаки, языком, метался между сиденьями и пытался усесться прямо на рулевую колонку, чем доводил меня до состояния тихой истерики. В итоге он перебрался назад и там обнаружил новый способ развлечения.
Особенность нашей машины заключалась в том, что кнопки стеклоподъёмников сзади выглядели как рычажки и находились аккурат под лапами пассажира. Не прошло и минуты, как Петрович случайно нажал один из них, а следом и второй. Окна синхронно опустились, и по салону загулял бодрый сквозняк.
Кота слегка продуло, и ему… понравилось. С этого момента, стоило нам закрыть окна, Петрович начинал нервно суетиться, вертеться и тыкаться в панель, пока случайно снова не вызывал ветер. Управлять потоками он пока не умел, но чувствовал, что решение где-то рядом.
На даче кот быстро стал всеобщей достопримечательностью, освоив лазанье по яблоням. Впрочем, этим сейчас никого не удивишь. Но Петрович отличился другим: если на пути попадались мешающие ветки, он не обходил их, а методично перегрызал и с брезгливым видом сплёвывал, словно выбрасывал окурок.
Правда, вскоре он украл котлету со стола, чем окончательно перечеркнул все свои заслуги в глазах тёщи. Впрочем, сам он по этому поводу не переживал — котлеты куда приятнее есть под сараем, без лишних свидетелей.
Вернувшись в город, Петрович неожиданно полюбил совместные походы в магазины. Ко мне он залезал под пальто и выглядывал между пуговицами, а у жены устраивался на плечах, изображая пушистого удава.
Если мы выходили вдвоём, до магазина кот ехал на мне, а внутри демонстративно переходил к жене. Продавцы со временем привыкли к такому шоу, а вот покупатели нередко застывали с открытыми ртами. Петрович же взирал на публику с высокомерным спокойствием, прищуривая жёлтые, почти рептильи глаза.
Позже мы переехали в новую квартиру. Кот привыкал к ней долго: шипел на мебель, шарахался от углов и явно не доверял пространству. Мы больше всего боялись окон — девятый этаж всё-таки. Опасения оказались не напрасны.
Прямо перед Новым годом Петрович, увлёкшись синичкой, выскочил в форточку. Я подбежал к окну, готовясь к худшему, но увидел лишь сугроб и нечто, напоминающее мохнатую репку. Из снега торчал только хвост, которым кот выражал крайнее недовольство происходящим.
Пришлось срочно одеваться, спускаться во двор и аккуратно откапывать «урожай». Кот не сопротивлялся, но вид имел героический: слегка окровавленный нос придавал ему суровый, боевой облик.
Всю дорогу обратно Петрович ехал у меня на плече, изображая полотенце, и ещё часа три дома отказывался менять дислокацию. Потом замурлыкал, расслабился и позволил переложить себя на колени.
Сейчас Петровичу, если переводить на человеческие годы, далеко за восемьдесят. Он ежедневно дефилирует по квартире, путается под ногами и уверенно изображает хозяина территории. Но стоит появиться племянникам — кот мгновенно исчезает, явно помня, как когда-то дети вытирали им пол чай и не особо интересовались его личными границами.
Если малыши остаются ночевать, Петрович вообще уходит в подполье. Мы лишь слышим его стремительные забеги к лотку среди ночи. Где именно находится его убежище — загадка, которую мы так и не разгадали.
Зато когда гости уезжают, кот ещё долго проверяет углы, нюхает двери и нервно подёргивает усами, прежде чем поверить своему счастью. А затем снова превращается в барина, уверенно пользуясь нашей к нему безграничной любовью.
