Человек — это не его должность, не цифры в банковской выписке, не квадратные метры жилья. И уж точно не автомобиль, яхта или модная одежда. Человек — это явно что-то другое. Пусть каждый сам решит, что именно, но точно не набор вещей, которыми он окружён.
На набережной, прямо у самого парапета, лежала собака. Давно не ела — живот словно присох к позвоночнику, а ребра прорисовывались так отчётливо, будто их специально обвели углём. Здесь, у моря, было людно: туристы, отдыхающие, местные. И все они проходили мимо, бросая на измождённого пса короткий взгляд — жалостливый, неловкий, но всегда мимолётный.
Иногда кто-то клал перед собакой кусок еды — хлеб, колбаску, булку. Но пёс лишь открывал глаза, едва заметно благодарно кивал и снова закрывал их. Сил на еду у него уже не оставалось. Он будто растворялся в собственном бессилии. Живот урчал недовольно и обиженно, напоминая, что жизнь ещё цепляется за него, но делает это всё слабее.
Кормили пса за него другие: вороны, чайки, коты, крысы. Они быстро прибегали, хватали угощение и исчезали кто куда. Пёс смотрел на них с тихой радостью — по крайней мере, кому-то эта еда приносила пользу.
Но в тот вечер кое-что изменилось.
Когда казалось, что облегчение — в смысле конца пути — уже совсем рядом, кто-то неожиданно сунул ему прямо в пасть кусочек сосиски. Пёс открыл глаза — и увидел крупную ворону. Птица стояла рядом, глядя одним глазом — блестящим, чёрным, внимательным — и настойчиво каркала.
Собака попыталась вытолкнуть сосиску языком, но ворона резко закричала и яростно затрепыхала крыльями, снова запихивая кусок обратно. Более того — она клюнула пса в ухо. Не сильно, но так, что игнорировать было невозможно. Собака, стонущая от усталости, приподняла голову. Ворона стояла прямо перед ней, распахнув крылья, будто напоминая: «Ешь. Я сказала — ешь».
Медленно, мучительно, через сухое горло, пёс начал жевать.
Когда он едва не подавился, ворона улетела. Но ненадолго — она возвращалась снова и снова, принося воду в клюве и выливая прямо в горло пса. Потом приносила размоченный хлеб, кусочки еды из городских урн, объедки с лавок. Всё — строго для того, чтобы пес выжил.
Так прошло несколько дней. И однажды собака впервые сама подняла голову — чтобы посмотреть, не летит ли его необычная подружка. Она прилетела, как всегда. И больше не отходила далеко. Спала рядом. Отбивалась от чаек и наглых котов. За пару дней причал выучил простую истину: лучше не связываться с большой воронихой, если жизнь дорога.
Женщина, работавшая уборщицей на набережной и дополнительно подрабатывавшая на яхтах, тоже заметила странную парочку. После смены она всегда садилась неподалёку, клала собаке немного еды и смотрела, как ворона внимательно изучает угощение и потом по строгому порядку кормит своего подопечного.
Собака уже могла сидеть. Иногда даже пыталась лизнуть ворону, но та тут же сердито каркала и отодвигалась, сохраняя субординацию.
В какой-то момент женщина поняла, что больше не может просто наблюдать. Эти двое стали ей почти родными. И она решилась. Купила ошейник.
После работы, вся уставшая, она подошла к собаке, присела и заговорила. Объясняла, что у неё самой жизнь небогатая: сегодня вермишель, завтра картошка. Но если Бог даст — она поделится и крышкой, и последней коркой хлеба.
Собака слушала, иногда переводя взгляд на ворону, будто спрашивая: «Можно ли ей доверять?»
Ворона внимательно выслушала всё выступление и вдруг каркнула так выразительно, что женщина поняла: разрешение получено.
Собаке надели ошейник. Женщина поднялась, собираясь идти домой, но…
…на её плечо что-то тяжёлое опустилось. Она вскрикнула и повернулась. Там сидела ворона, глядя своим чёрным глазом и что-то сердито ворча.
— Ну что ж, — вздохнула женщина. — Где прокормится двое, там и трое не пропадут.
Так они и живут теперь — в маленькой квартире. Втроём. Собаки, вороны и человек.
Едят вместе. Смотрят телевизор. Гуляют. Как семья.
Есть только одна проблема — соседи жалуются, что кто-то ворует еду с подоконников. Варёные окорочка, колбаса, селёдка, даже крупы.
Женщина ругает ворону. Та слушает, но на следующее утро на кухне снова появляется чужой кусок ветчины. Ворона — мастер-воришка. Но ворует она не ради себя — ради своих двоих друзей.
Собака тем временем поправилась, стала упитанной, спокойной. А ворона… ворона спит на ней, свесив голову и иногда во сне падая. Тогда она хватается клювом за шерсть, карабкается обратно и снова устраивается. Наверное, обсуждает с собакой планы на следующее кулинарное «ограбление».
Так о чём я говорил в начале? Ах да.
Человек — это…
Хотя, знаете, пусть каждый сам для себя ответит, что такое человек. Может быть, вовсе не то, что мы привыкли думать.
