Так прозвали её женщины преклонного возраста, обосновавшиеся на двух деревянных лавочках у подъезда. Правда, при этом они щедро добавляли ещё пару определений и характеристик, недвусмысленно намекая, что эта особа… скажем так, имеет весьма свободный подход к морали. И одевается соответственно. А вид у неё был – хоть сейчас на обложку.
Есть тип женщин, о которых ценители говорят – «на шпильках». Платье, подчёркивающее фигуру с правильными изгибами, было явно от известного дизайнера. Аромат дорогущих духов за несколько тысяч долларов распространялся так изысканно, что старушки теряли ощущение реальности и так и не могли понять, пахнет ли это благородным «Шипром» или последствиями бурной вечеринки.
Она шествовала, держа миниатюрную сумочку из настоящей крокодиловой кожи, звеня шпильками от Лабутена и высоко задирая голову… точнее, нос. Сидевших старушек она будто не замечала. А это их страшно задевало и подогревало воображение ещё больше.
А звали эту даму — Фифа. Она была владелицей крупного ресторанного дела. Целая сеть точек в нескольких больших городах. И если вы сейчас понимаете, к чему я веду…
То знаете, что прозвище её — Волчица. И по-другому в этом бизнесе никак! Характер со временем у нее из мягкого и нежного превратился в колючий, язвительный, жёсткий и мстительный.
И замужем она успела побывать уже пять раз. Точнее, пять раз разведённой. И снова — а иначе никак. Ведь все её бывшие мужья предпринимали попытки отсудить у неё всё, что только возможно.
Так что мужчинам она давно уже не верила и относилась к ним с холодной подозрительностью. Хотя не то чтобы избегала. Нет. Использовала в строго определённых физических целях, но…
Только в них и ограничивалась. Доверие было разрушено. Как тут доверять, когда каждый норовит либо провернуть хитрую схему с поставками, либо обобрать через штамп в паспорте?
Тяжёлая это участь, скажу вам, дамы и господа. Бывает, что эффектные, успешные, умные женщины завершают жизнь в одиночестве, потому что оказывается — все их таланты никому, кроме них, не нужны…
Ну, ладно. Всё это лирическое вступление. Надеюсь, вы меня простите.
У Фифы было свидание. Её приятельница, владелица сети салонов красоты, тоже одинокая и весьма привлекательная женщина, порекомендовала ей одного мужчину. Собственника огромного супермаркета.
– Это не какой-нибудь голодранец, – уверяла она. – Человек обеспеченный. Интересный. В постели — не подведёт, – и подмигнула. – Ты же мне как сестра. Отдаю тебе, не упусти.
Поэтому Фифа прошла мимо ворчащих бабок у подъезда, уже спокойно выслушивая на свой счёт комментарии. Привыкла.
Однако долгое сидение в невероятно дорогом ресторане результата не дало. Совсем не дало! Это её сильно удручало.
Мужчина, владелец магазина, говорил исключительно о том, кого он обхитрил, как провернул сделки, как перепродал товар втридорога. Периодически нагло разглядывал её декольте и намекал, что соединение их бизнесов принесёт неслыханные прибыли.
Он утомил её до предела, и спустя два часа Фифа извинилась, сославшись на срочную необходимость, и пообещала снова связаться. А выйдя из ресторана — мгновенно внесла его номер в чёрный список. Сердце отказывалось принимать.
Представьте себе, дамы и господа — сердце у неё всё-таки было, и оно отвергло его окончательно! Внутри копилось ощущение разбитых надежд и горечи. И ещё — той самой пустоты. Поэтому она не особо удивилась, когда машина не реагировала на брелок. «Села батарейка», — догадалась Фифа и попыталась поймать такси. Но — как назло — все заняты, и тогда…
Маленькая мордашка вцепилась зубками в сосиску, ловко откусила кусочек и мгновенно спряталась обратно. Затем снова появилась, и вдруг…
Уставилась своими пуговичными глазками прямо на Фифу. И Фифа неожиданно почувствовала растерянность и даже почти пробормотала извинение. А крошечная мордашка снова ухватила кусочек сосиски и зажевала, да с таким аппетитным чмоканьем, что Фифа внезапно поняла — она ведь сама так ничего и не ела сегодня. И внутри поднялась странная тоска…
Господи, так захотелось, чтобы и её когда-нибудь так просто, без условий и расчёта, кто-то мог накормить. Она отвернулась и проглотила плотный комок, подступивший к горлу. Затем обернулась снова — но теперь на неё смотрел уже не котёнок, а его владелец.
– Вот, – произнёс он немного смущённо. – Нашёл его прямо на остановке. Сиротливо сидел и плакал. А у меня ничего, кроме сосиски, с собой не было. Так что теперь он у меня как брошка…
И он улыбнулся.
И в тот же миг Фифа неожиданно понимала — всё раздражение, злость, готовность к скандалу — растворилось, как не бывало.
– А я вообще и не собиралась никуда ехать, – произнесла она словно ни к кому конкретно, но глядя на высокого седого мужчину. И улыбнулась. – Просто прогуливалась тут, – сказала она и сама поняла, насколько нелепо звучит прогулка в таком районе.
– А у вас, случайно, нет чего-нибудь подходящего для котёнка? – спросил мужчина и улыбнулся так…
Что у Фифы под левой лопаткой что-то сладко защемило, а в животе… словно целая стая бабочек! Настоящих! Как весной. Лёгких, ярких, и словно с музыкой в крыльях.
И детским, почти забытым голосом она ответила:
– А у меня дома полно всяких штук. Только найти надо. Поехали… – а через секунду тихо добавила: – Пожалуйста. Поехали ко мне. Я уверена, мы что-нибудь подберём…
И как ни странно, они сразу остановили свободное такси. А дома…
Дома вдруг выяснилось, что Фифа сама давно не знает, где что лежит, и они вдвоём, да с котёнком, наперегонки лазили под шкафы, заглядывали на полки, ржали, сталкиваясь лбами и теряя равновесие.
И впервые за пятнадцать лет Фифа не переживала ни о своем доме, ни о ценностях, ни о статусе. Ей просто было легко. Просто тихо и хорошо.
Они перекусили тем, что нашлось в холодильнике, а затем до рассвета сидели рядом и делились историями из своей жизни. Котёнок…
Он мирно дремал прямо на столешнице. Мужчина аккуратно пристроил его возле себя, и малыш, уставший и умиротворённый мягким человеческим голосом, заснул.
Теперь Фифу было просто не узнать. Старушки у подъезда смотрят на неё во все глаза. Марья Степановна вечно спешит. Ведь дома её ждут утром и вечером. Муж — тот самый высокий седой мужчина, пара котов, одна собака и малышка. Уже трёхлетняя. И Марья Степановна иногда даже не успевает как следует накраситься, уложить волосы или надушиться. Делает всё прямо на лету.
И старушки вслед ей теперь говорят:
– Ну надо же, и такая ветреная дамочка образумилась!
И пусть будут здоровы! И пусть все мы будем счастливы.
