В маленьких посёлках люди обычно знают друг о друге куда больше, чем кажется. Тут не спрячешься за формальной улыбкой или натянутым приветствием — всё, что у тебя внутри, как на ладони.
Совсем другое дело — большие города. В многоэтажках соседи порой и спустя годы не удостоят друг друга даже кивком. Молча поднимаются на лифте, исчезают за дверью своей квартиры — и всё, дальше каждый сам по себе.
Скажете, преувеличиваю? Возможно. Но всё же в глубинке жизнь теплее, проще и откровеннее. Там больше настоящего.
Дик вылез из своей будки, услышав странный звук по ту сторону забора. Повернув голову, он увидел над досками знакомую светловолосую макушку — девчушка улыбалась так, словно встречала старого друга. По всем правилам сторожевой пёс должен был залаять, показать характер, однако эта маленькая нарушительница была ему не чужой.
— Ну что, сидишь? И долго сидеть собираешься? Тебе и попить нужно, и поесть, — увещевала она, слегка шепелявя и с жаром размахивая руками. Она говорила без умолку, а Дик слушал внимательно, осторожно виляя хвостом.
Четыре дня назад мужчины село загнали его щитами в будку, подняли хозяина на носилки и увезли. От растерянности и боли Дик перестал подпускать людей: бросался на каждого, кто решался переступить порог двора.
Цепь не дотягивалась до ворот, но кто-то смелый всё же пододвинул палкой миску с водой, чтобы пёс мог дотянуться. Соседи перебрасывали колбасу, кости — но Дик отказывался брать еду из чужих рук.
Пётр Андреевич поселился здесь пять лет назад — после смерти сестры, Клавдии Андреевны. Они долгие годы не общались, но так вышло, что ни у него, ни у неё семьи не было. Он и стал единственным наследником. Приехал попрощаться — и остался.
Пётр много думал о давней ссоре, но изменить уже ничего не мог. Служба требовала всего времени, а Клавдия была женщина гордая, непреклонная — первая к миру бы не пошла. Так и прожили обе жизни мимо друг друга.
Сердце Клавдии остановилось внезапно, всего в сорок пять. К тому моменту Пётр уже два года как был комиссован по ранению, жил в маленькой служебной квартире. Получив трагическую весть, бросился на похороны, но приехал слишком поздно.
Побыв в доме сестры несколько дней, он понял — уезжать не хочет.
Друзей за пять лет у него так и не появилось. Клавдия работала фельдшером, сама купила дом, обустроила хозяйство. Петру нравилась эта простая, неторопливая жизнь. Пенсия позволяла не бедствовать, но сидеть без дела он не хотел.
Попробовал работать в посёлке — да понял, что не сложится. Чуждый привычке пить с утра, не умевший подлаживаться и льстить, он быстро нажил неприязнь местных мужиков. После нескольких конфликтов Пётр замкнулся и стал жить как медведь-одиночка.
Женщины пытались приблизиться, но среди них не оказалось той, что зацепила бы сердце. Да и рана иногда напоминала о себе болью и хромотой.
Два года назад кто-то подбросил под ворота щенка. Дик вырос крупным, лохматым и таким же нелюдимым, как его хозяин.
Вернувшаяся в село Катерина с дочкой Алиской поселилась через дом. У Кати в городе всё покатилось наперекосяк, мать позвала домой. Катя сомневалась, но лето тянуло на природу — для ребёнка это было в радость. А потом выяснилось, что и работа нашлась, и Алиске нравится деревенская жизнь, и самой Кате стало как-то светлее.
Однажды она заметила соседа, спросила у матери — та объяснила, что он здесь давно, просто Катя раньше редко бывала дома. И тут же началась привычная материнская тирада о городе, браке и странном имени внучки.
Катя украдкой наблюдала за Петром: как он колол дрова, как развешивал бельё, не стесняясь, как возился с псом. Он ей нравился, но ни слова не говорил. Он тоже лишь временами бросал на неё быстрые взгляды.
А вот Алиса моментально нашла к нему путь.
Однажды она протиснула руку сквозь щель в заборе и сорвала несколько крупных малиновых ягод. Удивительно, но у соседа росла самая щедрая малина на весь посёлок.
Дик залаял. Пётр, услышав шум, увидел тонкую ручку, облепленную соком, и улыбнулся. Подошёл и тихо спросил:
— Вкусно?
Алиса подняла вверх перемазанное личико и, прожёвывая, ответила:
— Очень.
— Подожди, — сказал Пётр и вскоре принёс миску, доверху наполненную ягодами.
Так завёлся их маленький ритуал: то яблоки, то груши, то сливы; потом печёная картошка, игры с Диком и долгие разговоры о пустяках.
Общаясь с девочкой, Пётр будто оттаивал. Даже соседи слышали — сдержанный хохот мужчины вперемешку с заливистым детским смехом.
Женщины поначалу напряглись — мол, зачем взрослому мужчине девочка? Но он сам пришёл объясниться, смутившись до красноты:
— Не подумайте дурного. Я Алиску ни за что не обижу. Верьте.
И они поверили.
В тот день Алиса заглянула к Дику снова.
— Так, я сейчас тебе еду принесу. И ты поешь, понял? — строго сказала она, глядя псу прямо в глаза.
Девочка выбросилась домой, выпросила у бабушки мясо. Та положила два ребра, куриную ножку, плеснула супа:
— Неси. Может, хоть с твоих рук возьмёт.
Алиса вошла во двор смело, погладила пса и направилась к будке. Дик шёл за ней, сглатывая слюну так громко, что она шлёпалась на землю.
Пока он ел, девочка ахала, причитала, копируя бабушкины интонации. Дик вылизал миску до блеска, лизнул её в нос и улёгся рядом.
Вечером бабушка всё рассказала Кате. Та задумалась, а потом неожиданно сказала:
— Мам, а ведь действительно, и огород бы неплохо привести в порядок, и в доме помыть…
— А-а, вот оно как… — протянула мать, прищурившись. — Ну, раз надо — справляйся.
Три недели спустя Пётр вернулся из больницы. Он очень переживал за собаку: знал, что Дик чужих не подпустит, надеялся разве что на редких добрых людей по соседству.
Подходя к дому, мужчина услышал детский смех, лай и такой шум, будто по двору несутся целые табуны. Он открыл калитку — и застыл.
Дик, без цепи, носился, как молодой, играя с женщиной и девочкой в мяч. Те вдвоём перекидывали уже изрядно покусанный футбольный шар, а пёс прыгал и пытался перехватить.
— Ой! — пискнула Катя, заметив его.
Все трое остановились. Потом Дик узнал хозяина — и со всех лап бросился к нему, визжа от радости. Он метался, пытался прыгнуть, едва не сбивал Петра с ног.
Пётр взглянул на двух испачканных, сияющих женщин, стоявших среди пыли и смеха. Алиса хитро подмигнула.
— Мы тут работали, — объявила она серьёзным тоном. — Пропололи грядки, собрали урожай.
— И баловали собаку, — улыбнулся Пётр.
— Ничего не баловали! Кормили, гуляли, расчёсывали и мыли.
— Мыли? — удивился он.
— Ага. Мама ему шампунь купила. Теперь цветами пахнет.
Пётр наклонился к псу, вдохнул аромат.
— И правда, цветами… — и вдруг громко рассмеялся.
Так они и стояли все четверо — смеясь, как родные.
А дальше была свадьба. Но это, как говорится, уже совсем другая глава.
