Есть такие врачи-волшебники, дамы и господа, про которых говорят: «он создан для скальпеля». Именно таким и был этот хирург. Он проводил у операционного стола по двенадцать часов подряд, затем переходил в круглосуточное дежурство. Домой появлялся лишь на короткие передышки — поесть, прикрыть глаза. Жена постоянно ругала его за такой режим, боясь, что однажды организм сдаст, ведь жить в таком темпе — значит ежедневно идти по краю.
Но странное дело: настоящим отдыхом для него становился вовсе не сон и даже не разговоры с семьёй, а минуты, когда он наконец ложился на диван, а к нему подбирались два кота и маленькая такса — его домашняя «бригада реанимации». Эти трое устраивали нешуточные битвы за место у него на руках: толкались, бурчали, стучали ему в грудь и плечи своими тёплыми головами.
Он гладил их и словно растворялся. С каждой минутой уходила боль от нагрузки, исчезало давление ответственности, рассеивалось напряжение от долгих часов возле операционного стола. Смотря на то, как коты перепираются между собой, а такса суетится вокруг, он чувствовал, как внутри наступает долгожданная тишина. А забывать ему действительно было что…
Даже у самых талантливых врачей бывают проигрыши. И борьба не на жизнь, а на смерть далеко не всегда завершается победой. Тогда он вынужден был выходить в коридор, где его ждали родные пациента, и по одному взгляду люди понимали всё. Горе обрушивалось на него так же тяжело, как и на семью погибшего.
Так было и в тот день. Он почти десять часов пытался вытащить мужчину, попавшего в страшную аварию, но…
Смерть оказалась быстрее. Он вышел к родным с каменным лицом и опущенными плечами. Жена погибшего, прижимая к себе детей, разрыдалась. Родители мужчины плакали, а седой дед, сидевший у стены и опирающийся на палку, будто сразу стал старше ещё лет на десять. Хирург подошёл к нему и тихо произнёс:
— Простите. Я действительно сделал всё, что было в моих силах.
— Я знаю, сынок, — ответил старик. — Знаю. На всё Божья воля.
Хирург ушёл в комнату отдыха, но ни есть, ни пить так и не смог — ком в горле не давал даже нормально вздохнуть. А время на переживания всё равно не оставалось: вызов за вызовом, операция за операцией, череда дежурств.
И прямо во время очередного дежурства в груди внезапно вспыхнула резкая, тупая боль. Воздух словно стал огнём, в глазах всё поплыло. Он успел сделать пару шагов и рухнул на пол. Видимо, судьба сжалилась: инфаркт случился там, где его могли спасти. Ему срочно сделали шунтирование, подключили аппаратуру… И только чудо удержало его на краю.
Но после операции он всё не приходил в сознание. Жена не отходила от его кровати ни на минуту: держала его за руку, говорила, рассказывала всё, что думала и чувствовала. Дети приезжали утром и вечером. Они верили — он слышит. И верили так сильно, что это должно было помочь ему вернуться.
Тем временем у палаты скопилась целая толпа. Люди, которых он вытащил с того света. Их близкие. Они требовали пустить их внутрь — хотели сказать спасибо, хотели попросить, чтобы он держался, чтобы возвращался. Но проход перекрыли — иначе давка была бы обеспечена.
И пока жена шла по коридору после очередного многочасового сидения у кровати, кто-то окликнул её:
— Молодка… Эй, молодка!
Она обернулась и увидела старика с палочкой. Того самого деда, чей внук погиб на операционном столе. Но она не знала об этом.
— Что вы хотите? — устало сказала она. — Мне нечего сказать нового. Он всё ещё без сознания. Врачи предупреждают о риске необратимых изменений…
Она не выдержала и впервые заплакала по-настоящему. Старик подошёл ближе и мягко погладил её по голове.
— Послушай старого человека, — сказал он тихо. — Ты всё делаешь правильно. Но подумай… может, есть что-то, что было ему особенно дорого? Что-то, что давало ему силы жить. Да, вы с детьми для него самое главное… но ведь у каждого человека есть маленькая опора, о которой близкие часто и не догадываются. Вспомни, что бы он хотел увидеть рядом сейчас. Подумай хорошенько. Он должен жить. Бог выбрал его, чтобы спасать других.
Старик ушёл, оставив её одну, а слова его застряли в сердце. Она вернулась домой, накормила детей, дождалась позднего вечера — и всё думала, думала… пока внезапно не вскочила.
Она собралась и, сама не веря своим действиям, достала две переноски. В одну посадила обоих котов, в другую — свою маленькую таксу. Накрыла пледами, осторожно вынесла в машину и поехала.
В больницу она вошла через служебный вход, куда свозили грязное бельё. Поднималась по лестницам, словно преступница. Руки ломило от тяжести переносок, спину тянуло, она несколько раз останавливалась на аварийной лестнице, чтобы перевести дыхание. А потом снова шла, оглядывая длинные коридоры и выжидая момент, когда никто не увидит.
Когда медсёстры ушли перекусить, она почти бегом понесла переноски вперёд. Добравшись до палаты мужа, она только и шептала:
— Лишь бы никого… хоть бы пусто…
И повезло: комната была пуста. Только он — лежащий, неподвижный, подключённый к приборам, словно зависший между мирами. Она поставила переноски на пол и закрыла дверь.
Дежурная медсестра, когда-то работавшая с ним бок о бок в операционной, случайно заглянула в палату. Она прекрасно знала, каким человеком был этот хирург: спокойным, добрым, никогда не повышавшим голоса, всегда готовым поддержать.
И вот теперь, открыв дверь, она увидела его жену рядом с кроватью. Две переноски с животными стояли у её ног…
И медсестра… застыла на пороге.
Вместо того чтобы возмутиться и потребовать немедленно убрать животных, медсестра остановилась в дверях и внимательно посмотрела на жену хирурга. Та, завидев её, испуганно застыла и смотрела умоляющим взглядом, словно ожидая наказания. Но женщина в белом халате лишь приложила палец к губам и тихо произнесла:
— Тсс. Спокойно. Всё будет нормально. Я вас не выгоню. Сейчас отвлеку врачей и медицинок, а вы… делайте то, ради чего пришли.
С этими словами она развернулась и отправилась туда, где хранились медикаменты, стояли компьютеры и находились комнаты отдыха персонала. И устроила там такой шум, что сбежалось полотделения. А потом…
Потом ей вдруг «показалось», что у одного из пациентов на мониторе пропала кардиограмма, и вся смена рванула туда. Дальше она уже импровизировала, лишь бы продержаться ещё немного. В итоге старший врач не выдержал и сказал ей взять отгул до следующего дня, мягко отстранив от дежурства.
Когда же новый врач и недавно принятая медсестра решили проверить состояние хирурга и вошли в палату, они просто оцепенели. Перед ними сидел — именно сидел! — слегка приподнявшись на подушках, пришедший в сознание хирург. Он слабо, но уверенно гладил рукой двух котов и маленькую таксу, которые устроились на его груди, словно на родной земле.
Хирург улыбался, его жена держала его ладонь, что-то шептала и не могла сдержать слёз.
Весть о чудесном пробуждении разлетелась по больнице быстрее любой срочной информации. Врачи, медсёстры, санитары — все тянулись в послеоперационное отделение, где он лежал. Но никто не решался открыть рот и тем более попросить жену убрать животных. Все понимали: произошло что-то важное, почти сакральное.
И тут один немолодой психиатр, наблюдая растерянного интерна рядом, негромко заметил:
— Вот видите, я же говорил: групповая терапия — великая вещь.
Молодой врач серьёзно кивнул, пытаясь уловить смысл, а стоявший рядом проктолог отчего-то вставил:
— И ещё важно руки после каждого пациента мыть.
Пожилой психиатр бросил на него взгляд, едва заметно подмигнул практиканту и велел пригласить этого «шутника» на беседу — просто для профилактики.
У кровати хирурга стояла целая толпа белых халатов. Все поздравляли его, желали сил, скорейшего восстановления и скорого возвращения к операциям.
А два кота и такса, притулившись рядом, глядели на происходящее огромными круглыми глазами. Они не чувствовали ни страха, ни смущения. Для них существовала только одна истина: их человек очнулся, дышит, жив, снова может гладить их. Всё остальное — суета.
Через полгода он снова стоял у операционного стола. Снова спасал людей, снова вступал в поединок со смертью. Только теперь его никто не подпускал к работе дольше четырёх часов подряд. Таковы новые правила. Жёсткие. И правильные.
Тихо, между нами… кажется, я проговорился лишнего. Но ничего. Ведь важнее всего — его жизнь и возможность дальше творить чудеса медицины.
Дай Бог ему сил и долгих лет.
P.S. Этот текст написан с огромным уважением к врачам и медсёстрам. И в память о моей маме, которая посвятила всю жизнь лечению людей как терапевт.
