Глаза Белки, огромные и полные тоски, снова смотрели сквозь металлическую сетку ее временного жилища.
— Эх, Белочка… ну как же это всё получается у нас… — тихо пробормотала Оксана, отодвигая защёлку.
Стоило створке приоткрыться, как белая, похожая на северную лайку, собака выскочила во двор, громко виляя хвостом и настойчиво посматривая то на хозяйку, то в сторону калитки, за которой начиналась улица…
Оксана называла Белку своей собакой лишь пару месяцев — и то условно. Бродячую белую собаку ранил в лесу дикий кабан, и супруги случайно наткнулись на нее, еле живую. В клинике сделали почти невозможное, но впереди ожидало длительное лечение, и Оксана решила, что просто обязана попытаться поставить животное на ноги.
Когда Белка смогла уверенно ходить, её пришлось перевести во двор, где муж построил ей небольшой вольер. В доме, как оказалось, собаке, привыкшей к простору и улице, было жарко и тревожно — она беспокойно ходила по углам, скулила и держалась настороженно, словно ей мешали стены.
Но и двор оказался слишком тесным. Оксана понимала это заранее, но надеялась, что сможет усмирить свободолюбивый характер вкусной едой, вниманием и лаской, теплом собственного дома.
Еда особых трудностей не вызывала — аппетит у Белки был отменный. А вот прогулки на поводке стали настоящей пыткой и для хозяйки, и для собаки.
Белка быстро окрепла и хотела мчаться так, как привыкла. А поводок только выводил её из себя — она замирала, упиралась, смотрела на Оксану так, будто в ее взгляде читались обида, недоумение и некое глубокое собачье негодование.
Во время одной из прогулок они столкнулись с бездомной стаей — той самой, с которой Белка долгие годы скиталась по улицам.
Собаки узнали её сразу, радостно крутились вокруг, звали поиграть и бежать дальше. Белка же рвалась то вперёд, то в сторону, скулила, а затем — просто мгновенно перекусила поводок и сорвалась, уносясь следом за своими бывшими товарищами.
Оксана лишь смотрела ей вслед, понимая, что сейчас никакие зовущие слова не помогут: Белка возвращалась в ту единственную жизнь, которую знала.
Днём супруги сели в машину и отправились на поиски. В маленьком курортном городке уличные собаки держались возле санаториев и летних кафешек — там им всегда перепадало что-то вкусное.
— Ты уверена, что ей действительно нужна твоя забота? — осторожно спросил Андрей, когда они шли по влажным дорожкам парка.
— Уверена, — твёрдо ответила Оксана. — Ей сейчас жизненно важны условия, чтобы лечиться дальше. На улице она выживет только если полностью восстановится.
Найти стаю труда не составило. Набегавшись, собаки лежали под ветвями ели, защищаясь от моросящего дождя. Южная зима оказалась неприветливой — промозглой, сырой и совсем не солнечной.
Белка, увидев людей, оживилась, подошла, радуясь встрече, ткнулась носом в ладонь Оксаны, будто извиняясь за побег.
За ними шли все собаки. Белка сама запрыгнула в машину — похоже, свободы ей на этот раз хватило, и домой она возвращалась с удовольствием.
Теперь же Белка, едва оказавшись вне вольера, снова нацелилась на калитку.
— Нет, милая, рано, — уговаривала Оксана, гладя собаку, — давай подождём до весны, а там уже посмотрим…
Ночью длинный, тоскливый вой потревожил всю округу. Белкина песня словно передавала горечь, а соседские собаки подхватывали её протяжный хор. Домашние маленькие собачки Оксаны носились по дому и громко возмущались происходящему, услышав, что происходит за окном.
Каждый день становилось всё очевиднее — прежние силы возвращались, а тоска по свободе постепенно перекрывала все радости домашнего уюта.
Белка выла теперь почти каждую ночь и даже днём, когда Оксана выводила во двор своих двух домашних собачек. Несколько раз Белка всё-таки сбегала: один раз сорвалась с поводка, другой — просто сбила Андрея с ног, когда он возвращался домой.
Забирали её всё там же — в парке. Грязную, пахнущую улицей, но невероятно счастливую.
И каждый раз Оксана возвращала её домой, надеясь, что однажды Белка всё-таки выберет оставаться рядом. Но ничего не менялось.
Ближе к весне Белка и вовсе начала отказываться от еды. Оксана подолгу сидела рядом, разговаривала с собакой, а та клала голову ей на колени, внимательно слушала и смотрела в глаза — честно, глубоко и немного печально.
Но тяжелее всего было не видеть, как Белка убегает. Самым больным оказывался тот взгляд: умный, грустный и словно спрашивающий:
«Почему ты держишь меня здесь? Там моя жизнь».
— Пойми, — объясняла Оксана собаке, будто оправдываясь, — всем нужен дом, нужен человек, который любит… Мы думали, тебе будет лучше с нами. Но, видимо, у тебя всё по-другому…
Белка ласкалась, радовалась, но всем своим видом показывала: сейчас ей нужно уйти.
Она рождена для другой жизни — бегать рядом со стаей, добывать еду, спать под открытым небом, выть на луну. И пусть это тяжелее, может, даже опаснее, но это её собственная жизнь.
Оксана подошла к калитке, Белка мгновенно застыла — вся напряженная, словно струна.
— Беги. Гуляй… — произнесла женщина и тихо распахнула калитку. — И без прощаний, ладно… Увидимся.
Она вошла в дом.
Андрей понял всё с одного взгляда.
— Отпустила?
— Да. Она родилась свободной, значит, и должна остаться такой…
