Порой мы совершаем какие-то мелкие, на первый взгляд, ошибки — вспылили, сказали не то, сорвались. Мгновение — и всё, момент прошёл. А потом живём с этим долгие годы. Всё вроде бы наладилось, забылось, но внутри — как будто тяжёлый ком. И он не исчезает.
Меня зовут Лена, мне 59 лет. И это история о том, как одна фраза, сказанная на эмоциях, могла стоить мне самого преданного существа в моей жизни. Просто потому что накопилась усталость, потому что нервы сдали, потому что сказала то, чего нельзя было говорить никогда.
Я жила с Громом. Мы были вдвоём.
Я взяла его из приюта чуть больше двух лет назад, после того, как не стало моего мужа. Семёна не стало внезапно — ночью, сердце. Я тогда будто потеряла почву под ногами. Вроде бы старалась держаться — ходила в магазин, общалась с соседями, вовремя платила счета. Но внутри была гнетущая пустота. Такая, от которой звенит в ушах и кажется, что всё вокруг — не настоящее, как в тумане.
Сын живёт в Туле — семья, работа, суета. Звонит, но наведывается редко. А я осталась одна в квартире, где каждый уголок напоминал о нём: халат на дверце шкафа, кружка с надписью «Папа — это круто», старый телевизор, который мы так и не заменили.
Как-то подруга сказала:
— Лен, так нельзя. Тебе нужен кто-то живой. Чтобы встречал по утрам, чтобы ты ждала по вечерам.
— Мне не шестнадцать, чтобы кого-то искать, — отмахнулась я.
— Я не про мужика, дурочка. Про собаку.
Сначала я отнеслась к её словам с усмешкой. А потом, через пару недель, мы всё-таки поехали в приют. Без особого настроя. Просто посмотреть.
И там он был. Рыжий. С ушами, как крылья. Морда умная, не щенячья — взрослая. Взгляд — будто он всё понял в этой жизни и уже ничего не ждёт. Он не ластился, не прыгал, не метался — просто смотрел. Прямо на меня.
Я не выбирала. Просто сказала:
— Вот его. Беру.
Назвала Громом — в тот день, когда мы ехали домой, за окном лил сильный весенний дождь.
Он оказался умницей. Уже через пару дней знал, где спать, где миска, а куда нос совать не следует. На диван не лез, со стола не клянчил — просто был рядом.
Пока я готовила — лежал у батареи. Когда я смотрела старые сериалы — укладывался рядом и сопел.
У него даже привычка была: пока я стирала, он приносил один носок. Только один. Клал посреди ковра и внимательно ждал моей реакции.
Сначала я не умела радоваться — жила как в сером мареве. Но Гром понемногу развеивал этот туман. Миллиметр за миллиметром. Каждый день.
А потом наступила весна. Март. И всё произошло.
Обычный день. Я вымыла полы, повесила свежее постельное. Ходила по дому в носках, слушала радио. Гром лежал у двери, потом стал проситься — на улицу. Я накинула куртку, мы вышли.
Слякоть, влажность, небо серое. Он бегал у кустов, везде совал свой нос, а потом резко сорвался и побежал к площадке, к лужам. Я его звала — не слушал. Вернулся, конечно. Но весь…
Грязный. Чёрные лапы, грязь на брюхе, в шерсти комья земли.
А я ведь только полы помыла… новый коврик постелила…
Я не сдержалась.
— Ну что ж ты делаешь?! Ты издеваешься надо мной, да? — голос сорвался. — Одно и то же! Всё время! Надоел ты мне! Вон отсюда! Гуляй, раз такой умный!
Я распахнула дверь. Гром стоял на пороге. Хвост опущен, глаза — как у ребёнка. Он смотрел, будто не верил в происходящее.
Я добавила:
— Иди. Я не жду.
Он медленно вышел. Без звука. И я захлопнула дверь.
Минут через пять, когда я продолжала мыть пол, в голове крутились его глаза. Скребло что-то у порога. Сначала чуть слышно. Потом сильнее. А потом — тишина.
Я кинулась к двери.
Пусто. Его не было.
Поначалу я не паниковала. Он ведь всегда возвращался. Иногда убегал за кошками, один раз пошёл за школьниками. Но максимум через час был дома.
Прошёл час. Потом второй. Я оделась, взяла фонарик, насыпала корм в миску и пошла искать.
Звала:
— Гро-ом! Домой! Где ты, малыш?
Обошла весь двор. Заглянула в соседние. Дошла до магазина, где он любил нюхать пакеты. До парка. До остановки.
Ни следа.
Вечером написала в чат дома. Соседка с пятого этажа откликнулась:
— Видела рыжего у контейнеров утром. Но не уверена.
Всю ночь я не сомкнула глаз. Сидела на кухне, с поводком в руках, гладила его плед.
На следующий день пошла клеить объявления.
Так прошла неделя. Каждый день один и тот же маршрут: двор, соседние кварталы, сквер, рынок, остановка, гаражи. В пакете — еда. В сумке — пачка листовок.
Я звонила в приюты, публиковала посты, рассылала сообщения по объявлениям, где хоть кто-то писал о рыжих собаках.
— Крупный, рыжий, уши висят. Не агрессивен. Очень добрый. Может пойти за вами. Пожалуйста, обратите внимание…
Ответов не было.
Соседи сочувствовали, помогали клеить объявления. Кто-то говорил с сожалением:
— Они такие. Обижаются. Уходят. Потом не найдёшь.
Я винила себя. Без конца.
— Зачем накричала? Почему выгнала? Ну да, грязный… И что? Разве ковёр важнее него? Он же не знал…
Я даже в храм сходила. Поставила свечу. За него. За то, чтобы вернулся.
Глупо, скажете? А мне было всё равно. Он был моей семьёй. Единственным.
Через десять дней позвонили из ветеринарной клиники. Женщина, волонтёр:
— Привезли собаку. Похож на вашего. Вся в клещах, грязная, с раненной лапой. Нашла местная пенсионерка. Скидываю фото.
Я открыла файл.
Это был он.
Глаза — уставшие. Но я узнала его сразу.
Я сорвалась с места. Лил дождь — не важно. Я бежала, будто мне двадцать. Автобус, метро, пешком.
Он лежал в клетке. Шерсть свалялась, взгляд тусклый. Он не бросился ко мне. Только голову поднял.
— Громушка… — прошептала я. — Это я. Прости меня. Прости…
Он подошёл к решётке. Без слов. Лизнул мои пальцы. Один раз. Потом ещё.
Я плакала. Наверное, вслух.
Он не сводил с меня глаз.
Теперь он снова дома.
Спит на старом кресле. Скрипучем. Иногда тихо стонет во сне, лапой подёргивает плед.
А я каждый вечер сижу рядом. Читаю. Поглаживаю его ухо.
Он меня простил. Но я — себя пока нет.
Иногда среди ночи я просыпаюсь и тихо слушаю — дышит ли. Здесь ли он. Не сон ли это?
Каждый раз, когда открываю дверь, первым делом зову его. Потом немного жду. И только тогда закрываю.
И думаю: никогда больше.
Никогда не скажу «надоел». Не захлопну дверь. Не выгоню.
Потому что он — не просто собака. Он — моя семья.
Если у вас была похожая история — расскажите о ней в комментариях. Нам не хватает таких признаний.
