Сначала все думали, что это просто игра. Девочка, что с неё взять?
Ну, подумаешь, убежала вперёд по лесной тропинке. Так бывало и раньше. Она быстрая, шустрая, упрямая. Мы не стали сильно волноваться.
Кричали ей, шутили: «Ау, потеряшка!»
Но в ответ — тишина.
Сначала — обычная тишина. Лесная, влажная, привычная.
Но потом… тишина изменилась. Она стала как бы плотной, тяжёлой. Сосны перестали шуршать, птицы умолкли.
И в животе появилось странное ощущение — словно что-то ускользнуло. Только что было рядом, и вдруг исчезло. Всё оборвалось.
Собаки забегали в разные стороны, лаяли.
И одна — та самая, с серой шерстью и острым взглядом — вдруг сорвалась с места. Без команды, без оглядки.
И всё. С тех пор её тоже не видели.
На неделю к нам приехали моя двоюродная сестра с мужем и дочкой.
Мы пригласили их «в глушь», как шутил муж — в наш дачный дом под самым лесом. Без соседей, без связи. Только река, сосны и тишина. Для городских — почти другой мир.
Собака тогда уже крутилась возле участка. Мы подкармливали её со двора. Подросток, тонкий, быстрый. Не домашний.
Соседи говорили, что после пожара в деревне собаки разбежались, и вот один, видимо, дошёл до нас.
Он держался на расстоянии. Молчаливый, сдержанный.
Умный. Но недоверчивый.
Девочка приручила его за три дня.
Она не делала ничего особенного. Просто села у порога с куском колбасы и сказала:
— Ну подойди. Если хочешь — подойди. Я не буду трогать.
Он долго стоял на месте. Потом сделал шаг. Потом ещё.
И вот уже сидит у её ног, смотрит снизу вверх. Молча.
Так началась их история.
Через два дня он уже спал у её ног, когда она читала книгу.
Через три — ждал у калитки, пока она вернётся из магазина.
А ещё через пару дней — бегал за ней, как хвостик, с гордо поднятой головой.
Мы шутили: «Теперь он твой. Придётся увозить с собой.»
Она улыбалась и говорила:
— Я бы увезла. Только мама не разрешит.
Пауза.
— Но я всё равно назову его. Он не безымянный. Я назову его Тайга.
Имя прилипло.
Он откликался на него с первого раза. Как будто знал.
Тот день был обманчиво тихим. Солнце сквозь ветви. Лёгкий ветер.
Мы пошли до ручья — километра три по лесной тропе. Я и муж шли медленно, разговаривали. Девочка с Тайгой убегала вперёд, то ягоды собирала, то падала, то снова вставала.
Мы не заметили, как они скрылись из вида.
Когда поняли, было уже поздно.
— Лиза! — крикнула я.
— Лиза, назад! — позвал муж.
Тишина.
Прошли ещё сто метров. Кричали. Заглядывали за повороты. Ни её, ни собаки.
Сначала — тревога. Потом — паника.
А затем — ужас.
К вечеру мы обошли окрестности. Позвали соседей. Объявили тревогу.
Пришли спасатели.
Лес прочёсывали с фонарями, с рациями.
Тайгу не было. Лизы — тоже.
Я не могла уснуть. Сидела на крыльце, завернувшись в плед. Листва шуршала, совы ухали. В голове крутился один и тот же вопрос.
Муж ходил кругами, сестра лежала, уставившись в потолок.
— Он с ней, — прошептала она. — Он её не бросит.
Я молча кивнула. Хотя сама не знала, что думать.
Прошёл день. Второй.
Леса — километры. Местные говорили, что человек без компаса и еды — не выживет. А ребёнок — тем более.
На третий день принесли новость:
— Нашли следы у реки. Возможно, свежие. Но дождь их смыл.
На четвёртый — начался ливень. Вода стекала с крыш. Земля размокла. Сапоги вязли.
Я рыдала в подушку, пока никто не видел.
А потом кто-то закричал:
— Там! Смотрите! От леса идут!
Я выбежала, спотыкаясь. По гравийке. В тапках.
И увидела.
Сначала — его.
Он шёл медленно, с трудом, хромал. Мокрый. Грязный. Шерсть свалялась. Глаза — жёлтые, как фонари. Губа рассечена. Лапа в крови.
А за ним — она.
Тонкая, как тростинка. В чужой куртке, с палкой в руке. Губы потрескались. Под ногтями — чёрная земля.
ЖИВАЯ.
Я закричала. Побежала. Она тоже. Впилась в меня. Запах — дым, хвоя, мокрая шерсть.
Я гладила её по спине, целовала волосы, шептала: «Ты живая, ты дома, ты моя…»
Тайга стоял рядом. Не подходил. Только смотрел.
А потом она сказала:
— Тайга, иди ко мне.
Он шагнул. Ткнулся в меня носом. И я снова заплакала.
Вечером, уже в доме, под пледом, она рассказывала.
Что сначала они просто сбились с тропы.
Что она заплакала, но Тайга не дал ей сидеть. Толкал мордой. Вёл.
Что нашёл ручей. Принёс тряпку. Прогнал зверя — «светились глаза, как у кошки».
Что ночью ложился рядом. Дышал. Грел. Смотрел.
— Он не спал, — шептала она. — Он всё время смотрел.
И ещё она сказала:
— Он знал, куда идти. Просто знал.
Мы искали его хозяев. Развесили объявления. Фото.
Тишина. Никто не позвонил. Никто не пришёл.
Он остался у нас.
Спит у порога.
Смотрит в окно.
Иногда вдруг настораживается. Потом снова ложится.
С Лизой они теперь неразлучны.
Он идёт с ней до школы. Ждёт у калитки. Возвращается. Кладёт голову ей на ноги.
И она всё повторяет:
— Он спас меня. Он умный. Он мой.
Иногда я думаю: откуда в нём это всё?
Кто его научил?
Как он понял, куда идти? Как не бросил?
А потом понимаю: это не обучение. Это — сердце. Его сердце. Сильное. Тихое. Настоящее.
Наверное, поэтому она и назвала его так. Тайга.
Потому что он — как лес. Дикий. Молчаливый. Но живой.
И если ты в беде — он найдёт путь.
Теперь я знаю: не все герои носят форму.
Некоторые — в грязной шерсти, с поцарапанными лапами и преданным взглядом.
И если тебе повезёт — один из них однажды просто скажет:
«Я с тобой. Идём домой.»
Если у вас тоже была похожая история — напишите об этом в комментариях.
