В голове всё закружилось. Паника. Захлёбываюсь. Сапоги тянут вниз…

Я всегда считал себя осторожным человеком. В молодости, да и теперь, на пенсии, не стремился к приключениям. Я не любил искать острые ощущения, мне было важно спокойствие, размеренность. Дом, рыбалка, книги, лодка на пруду — вот мои удовольствия. Даже соседи шутили, что я как с женой на вторую жизнь ушёл, ведь каждый раз, когда я собирался, они подшучивали: «Ты с этой лодкой как с женой».

В тот вечер всё началось как обычно. День был пасмурным, небо затянуто облаками, но воздух был тёплый и душный. Август — именно то время, когда листья ещё зелёные, а воздух уже пахнет осенью. Я попил чай, собрался, взял старые весла, надел любимую куртку и положил в карман кусочек копчёной колбасы — на закуску. У меня была такая привычка — съесть этот кусочек только если рыбалка удалась. Странный, но уютный ритуал.

Пруд был мне почти родным. Я знал каждую кочку, каждое дерево, даже бобра, что жил в камышах. Всё было знакомо, спокойно. И я никогда не думал, что именно здесь я пойму, что значит оказаться на грани.

Отплыв метров на двадцать от берега, я забросил удочку и сидел, наслаждаясь тишиной. Лёгкий ветерок, комары не докучают, всё спокойно. В какой-то момент я задремал. Глаза закрылись сами собой, как это часто бывает на воде. Но вдруг всплеск и резкий крен лодки вывели меня из равновесия. Я не успел понять, что произошло, и оказался в воде.

Вся одежда, резиновые сапоги, капюшон — всё как в ловушке. Вода была не просто холодной, а словно вонзалась в кожу. Пруд неглубокий, но дно вязкое. Я пытался встать, но ноги увязали в иле. Паника охватила меня, я захлёбывался. Сапоги тянули вниз, куртка наполнилась водой. Кричать? Некому. Весь посёлок — в километре, и кто пойдёт в этот час к пруду?

Я помню вкус ила, мокрую куртку, как не мог дышать, как пытался поймать воздух, которого не было. Сердце стучало в ушах, а в голове только одна мысль: «Не так, только не так…». Казалось, это конец. Я видел лица дочерей, внуков. И вдруг — что-то тёплое.

Сначала я подумал, что это галлюцинация. Но это был он. Пёс. Я не видел его морду, не почувствовал лап, только зубы, которые схватили меня за капюшон, и дыхание рядом. Горячее и живое. Он тянул, с усилием, с рывками, не сдаваясь. Я пытался помочь, двигать руками, но тело было тяжёлым, как камень.

Я не знаю, сколько это длилось. Вечность? Пару минут? Потом — берег. Песок под спиной. Воздух. Я отполз, задыхаясь, кашляя, ощущая, как сердце продолжает колотиться. Когда я открыл глаза, то увидел, что я один.

Рядом были следы — крупные, влажные. Они вели от воды к деревьям. Я закричал, позвал, но не вышел никто. Ни человека, ни собаки. Только ветер в камышах. И вода снова стала тихой.

На следующий день я приехал на пруд, но уже не с удочкой, а просто проверить, убедиться, что это не был сон. Место было тем же, а следы ещё были, подсохшие, но видные. Я стоял над ними, как над чем-то священным. И в тот момент подумал: а что если это был не просто пёс? Может, он мне был послан? Может, откуда-то сверху, чтобы помочь, потому что мне было ещё рано?

Я начал искать. Спрашивал у соседей, обходил посёлок, чтобы узнать, кто держит такого пса — крупного, тёмного, возможно, дворнягу или лайку, может, волка? Никто не знал. Один дед сказал, что видел чёрного пса в лесу, но тот дикий, не подпускает. Другой утверждал, что ему снился такой пёс. Но никто не узнал в моём рассказе своего.

Тогда я начал приносить еду. Несколько раз в неделю. Миска, вода, каша, мясо. Клал всё у берега, садился на скамейку, которую сам установил. И ждал. Молчал, но говорил в пространство:

— Я знаю, что ты есть. Спасибо тебе. Вернись хоть раз…

Иногда еда исчезала. Иногда оставалась нетронутой. Следов не было. Или были, но смыты дождём.

Прошли месяцы. Осень сменилась зимой. Я продолжал ходить. Сначала часто, потом реже. Врачи начали жаловаться: давление, поясница, возраст. Но я молчал. Кому скажешь, что надеешься встретить того, кто спас тебя зубами за капюшон?

Иногда мне казалось, что я схожу с ума. Думаю, что это выдумка, бред. Но каждый раз, когда я надеваю ту куртку — а я не выкинул её — чувствую всё. Она пахнет водорослями, рвана у капюшона. Вот и вся правда. Это не выдумка.

Однажды зимой я оказался в больнице, смотрел в окно, лежал под капельницей. Медсестра положила газету с фотографией. Подпись: «На трассе найден пёс, сидел у разделителя три дня, будто кого-то ждал». Фото — чёрная морда, уши торчком, глаза, как у человека. Моё сердце екнуло. Я запомнил номер приюта. Выписался, позвонил. Приехал. Посмотрел — это не он. Совсем не он. Хороший пёс, но не мой.

Я извинился, ушёл, сел на скамейку и заплакал.

С тех пор прошло больше четырёх лет. Я реже езжу к пруду. Спина не та, ноги болят. Но каждый раз, проходя мимо, я останавливаюсь. Смотрю на воду и говорю про себя: «Я помню».

Однажды летом, ранним утром, проснулся от шума за окном. Вышел на крыльцо и замер. В метре от меня стояла собака. Чёрная, лохматая, глаза умные. Она смотрела прямо в меня. Я прошептал:

— Это ты?

И в тот же миг она повернулась и пошла прочь. Я не побежал. Просто смотрел. И знал: если нужно было бы — подошла бы. Но ей не нужно было. Она знала: я живу. Сделала, что нужно.

С тех пор я стал жить по-другому. Не спешу, не ругаюсь по пустякам. Ценю каждый день. Пью чай медленно. Смотрю в окна дольше. Потому что знаю: всё может закончиться за секунду. И только чудо — настоящее, с зубами, шерстью и горячим дыханием — может вернуть.

Оцените статью
Апельсинка
Добавить комментарии