Когда я впервые заметила его, стояла промозглая серая осень, в самом конце октября. Ветер выворачивал зонты, прилавки на рынке прикрывали полиэтиленом, продавцы кутаются в куртки и прячут руки в рукава. Я возвращалась с работы, сжимая в пакете два яблока и пачку творога. Хотелось одного — домой, в тепло и тишину.
Он сидел в коробке прямо у перехода от овощных рядов к мясным палаткам. Щенок, нелепо крошечный, с несуразно крупными лапами и ушами-лопухами. Молча. Без скулежа, без попытки привлечь внимание. Только глядел. Прямо. Мне в глаза.
— Чей пёсик? — спросила я, скорее по инерции.
— Да ничей, — буркнула женщина в резиновых сапогах. — Кто-то подкинул. С утра тут торчит.
Я прошла мимо. Ускорила шаг. Мысли в голове мелькали одна за другой: не время, не потяну, куда его, а вдруг болен… Решила — забуду.
Но забыть не получилось.
На следующий день он сидел там же. Всё в той же коробке, только теперь она промокла насквозь. Кто-то бросил подстилку из газет, поставил крышку с водой. Но забрать — не решился никто.
Я остановилась на пару секунд. Он снова смотрел. Не скулил, не лез ко мне. Только взгляд. И снова — прямо.
Я снова пошла дальше.
Так тянулось почти неделю.
Я уже знала: он будет. Становилось ритуалом — проходить мимо, украдкой взглянуть, ощутить толчок внутри… и снова отвернуться.
— Забери, раз жалко, — сказала как-то продавщица рыбы. — Мы его подкармливаем, конечно. Но замёрзнет скоро, щенок ведь.
— У меня маленькая квартира, работа. Я не справлюсь, — пробормотала я, даже не остановившись.
— Ну вот и сидим все. А он — ждёт.
Слово «ждёт» зацепило глубже, чем всё остальное.
Я пришла домой, бросила сумку, налила чай. Уставилась в окно. Темно. Мокро. И как-то пусто.
Я пыталась думать о другом, но перед глазами стояли глаза. Не умоляющие. Не жалкие. Спокойные. Будто он уже принял моё право не выбирать. Уйти. Не решиться.
Но всё равно — ждал.
Прошло две недели.
Я перестала себя уговаривать. Просто проходила мимо. Смотрела. И уходила.
Потом однажды подумала: а если однажды коробка будет пуста? И что я тогда почувствую?
— Не надоел тебе ещё? — поддел мясник. — Он, похоже, именно тебя и ждёт. Ты же каждый день мимо.
Я промолчала. Не знала, что ответить.
В тот вечер я позвонила маме:
— Мам, помнишь, у нас Бэлла была. Когда ты сказала — «она теперь своя»?
— Она была своей с первого дня, — улыбнулась мама. — Просто ты не сразу поняла.
Я замолчала, потом выдохнула:
— Тут щенок. У рынка. Давненько уже. И я всё думаю…
— Если ты всё ещё его видишь, а он — тебя ждёт, может, это не просто так?
На следующий день я взяла старый домашний плед — синий, в полоску. Подошла ближе, чем обычно. Он, как всегда, сидел. Стал худее, но взгляд — прежний.
Я постелила плед рядом:
— Привет. Не знаю, зачем пришла. Просто… не смогла не прийти.
Он не прыгнул. Не подошёл. Только слегка наклонил голову. Остался.
— Я ещё подумаю, — прошептала я.
Прошёл день. Потом — ещё.
В субботу я решила: если он там — значит, пора.
Я проснулась рано. Долго выбирала одежду. Как будто от этого зависело что-то важное. Нашла старую шлейку Бэллы — наугад.
И пошла.
Он сидел. На пледе. Уже без коробки. Рядом — миска. Кто-то оставил.
Я подошла. Он поднялся. Медленно. Сделал шаг. Не запрыгал, не заскулил. Просто пошёл рядом.
— Пойдём?
И мы пошли.
Дома он первым делом устроился на том самом пледе — в коридоре. Ни звука. Как будто ждал, что я решу, что с ним делать.
Я оставила его в покое. Ел он молча, аккуратно. Пил жадно, но сдержанно. На прогулке — шёл рядом, спокойно.
— Придумаешь имя? — спросила соседка.
— Пока не знаю. Он как будто сам не уверен, что надолго.
— Может, и не надо. Сам покажет, кто он.
Прошло несколько дней. Я всё больше к нему прислушивалась.
Он просыпался, когда я вставала. Ложился у двери. Никогда не лаял. Только смотрел. Внимательно. Долго.
Я однажды проснулась — а он сидел и смотрел. Я улыбнулась:
— Проверяешь, дома ли я?
Он тихо положил морду на лапы.
Пробовала разные имена: Плинтус, Бублик, Пилот. Всё не то.
Пока не услышала в кафе, как кто-то крикнул:
— Тёма!
Он дёрнулся. Я повторила:
— Тёма?
Он подошёл ближе. Облизал руку. Остался стоять рядом.
Так и стал Тёмой.
С тех пор появился голос — не лай, а тихое хрюканье. Привычки — ложиться на пальто, смотреть телевизор, грызть старую тряпичную куклу.
Он не рвался гулять, но на улице нюхал каждый куст, как будто читал новости. Никогда не тянул поводок. Ни разу не облаял ребёнка. Только однажды — воробьёв.
Я тоже изменилась. Стала уходить с работы вовремя. Готовить. Для нас. Пришла тишина. Уют.
Мама приехала через месяц. Посмотрела, как он лежит у ног:
— Он не просто у тебя. Он с тобой.
Я кивнула. Поняла: он — не найденыш. Он — мой. А я — его.
Однажды я приболела. Температура, слабость. Он не отходил. Лежал у кровати. Ел, когда я ела.
Я смотрела в его глаза и шептала:
— А ведь я тоже ждала. Просто не знала — кого.
Он не ответил. Только положил морду на ладонь.
И всё.
С тех пор он больше не ждал у двери. Потому что знал: я — рядом. Навсегда.
Если у вас была подобная история — поделитесь ею в комментариях.