Я вышла из дома, как обычно, не спеша. Октябрь был пасмурным и сырым, воздух пах мокрой землёй и перегнившими листьями. Ветер был не резким, но холод пробирал до самого нутра. Но я, как всегда, решила: «На минутку ведь», — и не надела шарф.
На мне было то самое пальто — старое, тёплое, с протёртыми локтями, но любимое. Сумку я накинула через плечо, в карман засунула список: хлеб, молоко, пару яблок, да лекарства от давления. Всё по мелочи. Телефон оставила дома на прикроватной тумбочке. В магазин он мне зачем?
За мной выбежал Бублик.
Он всегда это делал. Стоило мне потянуться за сумкой — он уже у двери, весь во внимании, будто говорит: «Ты же не без меня?»
Мы давно уже гуляли без поводка. Он был старичок — ему одиннадцать, уравновешенный, никого не трогал. Всё знал: улицу, людей, ритм. Я тоже знала — он от меня никуда не денется.
— Пошли, дедушка, — говорила я, чиркая пальцами по его уху.
Он в ответ вздыхал глубоко, будто вспоминая, как всё это было уже тысячу раз.
Магазин наш — в трёх домах от нас, небольшой, уютный. Продавцы знали всех, и нас с Бубликом в том числе.
— Как поживает ваш сторож? — спрашивала кассирша.
— Лучше меня, — улыбалась я. — Не жалуется ведь.
Как всегда, я ему сказала:
— Жди. Быстро.
Он аккуратно уселся у входа, лапы сложил, хвост обернул. Смотрел в стекло.
Я зашла внутрь. Взяла корзинку, шла вдоль полок, положила хлеб, молоко. Уже у кассы что-то переклинило. Стало не по себе, в голове зашумело. Пальцы задрожали.
«Что-то не так», — подумала я.
А потом… свет померк, и — ничего.
Голоса. Крики. Люди вокруг. Падение тележки.
Потом была скорая, потолок, запах спирта, игла в вене.
Инсульт.
Как сказали потом — не тяжёлый. Но внезапный.
Очнулась в палате. Всё белое, люди незнакомые.
— Знаете, где вы находитесь?
— Не совсем, — прошептала я.
— Вы в стационаре. Всё под наблюдением.
Я моргала, старалась вникнуть.
— Телефон…
— У вас с собой ничего не было. Ни телефона, ни документов.
И только через пару часов меня пронзило холодным током:
Бублик.
Он ведь остался. У магазина. Один.
— У меня пёс… — сказала я медсёстрам.
— Мы знаем. Но сейчас вам нужно отдыхать. Без волнений.
«Без волнений?» — Я слышала только: он там. Один. Ждёт.
Он ведь не ушёл бы. Он бы сидел и ждал. День. Три. Сколько угодно.
Я смотрела в потолок, считала минуты. Что с ним? Куда он лёг? Кто дал ему поесть? А вдруг попал под машину? Или кто-то увёл?
Прошли сутки. Я не могла есть, не могла сомкнуть глаз.
Просила:
— Пожалуйста, найдите Катю, мою внучку. У неё ключи от квартиры. Там мой телефон. Там все номера…
Мне кивали, обещали.
На следующий день пришла санитарка:
— К вам гостья. Говорит — внучка. Катя.
Я с трудом приподнялась. Сердце бешено стучало.
Катя вошла. Вся распухшая от слёз.
— Бабушка… ты как?
— Терпимо. А он? Где Бублик?
Она запнулась.
— Он всё ещё там.
— Где?!
— У магазина. Третий день. Сидит. Не уходит.
Я сжала губы.
— Почему вы его не взяли?
— Пробовали. Забрали, закрыли дома. Он выл. Царапал дверь. Через пару часов сбежал. Вернулся.
— И сидит?
— Да. Ему приносят еду, но он не ест. Только глядит в дверь. Ждёт.
Я прикрыла лицо руками.
— Он думает, я бросила его. Навсегда.
— Мы не знаем, что делать…
— Мне нужно к нему. Немедленно.
— Тебе нельзя. Врачи не позволят.
Я с трудом встала. Всё тело будто из ваты.
— Если он погибнет там от тоски — я себе не прощу.
Врачи пошли на уступку. Под мою расписку. Два часа, с сопровождением.
Катя помогла мне одеться. Куртка, сапоги — всё будто чужое. Шла медленно, с головокружением. Но шла.
Мы шли знакомыми улицами. Люди останавливали нас.
— Вы… вы живая… слава Богу…
— А пёс ваш… не уходил. Даже под дождём.
У магазина — люди. И он.
Сгорбленный, промокший. Уперся взглядом в стекло.
Я подошла.
Он сначала не поверил. Поднялся. Обнюхал воздух. Замер.
А потом метнулся ко мне.
Уткнулся мордой мне в грудь. Запищал. Зашептал по-своему. Заплакал. Да, я уверена, что это были слёзы.
Я опустилась прямо на асфальт.
— Прости, милый. Я не уходила навсегда. Я бы искала тебя вечно…
Он лизал мои руки, пальцы, щеки. Всё лицо. Всё меня.
— Всё хорошо, малыш. Я рядом. Я с тобой.
— Он вас ждал, — сказал кто-то в толпе. — Без отрыва.
Катя помогла мне подняться. Мы пошли домой. Медленно. Он не отставал ни на шаг.
Дома он не притронулся к еде. Просто лёг у ног. И не смыкал глаз — будто боялся, что я снова исчезну.
Через неделю я вернулась в больницу. Он остался у Кати.
Но она сказала, что целыми днями он сидит у двери.
Теперь я беру его везде. Даже выбросить мусор — не без него. Даже если на минутку.
Я поняла, как страшна может быть «минута», растянувшаяся на вечность.
Я пишу ему записки. На холодильнике. На двери.
«Я рядом».
«Жди. Вернусь».
Он не умеет читать. Но, может, чувствует.
Если с вами случалось что-то похожее — расскажите. Мы не одни.
