Сергей Петрович раздражённо перевернулся на другой бок, натянул одеяло до самого лба, но протяжный, тоскливый вой всё равно просачивался сквозь закрытые стеклопакеты, будто сама ночь стонала под его окнами.
— Ну сколько можно?! — прошипел он, посмотрев на яркие зелёные цифры будильника: 3:12.
До сигнала ещё три часа, а сна — как не бывало. Не выдержав, он поднялся, шаркая тапками по полу, подошёл к окну и отдёрнул штору.
Во дворе, в тусклом ореоле уличного фонаря, он различил знакомую фигуру — это был Бурый, старый пёс Людмилы Фёдоровны, той самой, что жила в квартире напротив. Пёс сидел на задних лапах, задрав морду к небу и выл так пронзительно, что мурашки мгновенно побежали по коже.
— А ну пошёл отсюда! — Сергей Петрович распахнул форточку и помахал кулаком. — Кыш, говорю!
Бурый на мгновение замолчал, посмотрел вверх с поразительно осмысленным взглядом, а затем вновь завыл, ещё громче, будто в каждом звуке звучало отчаяние.
В соседнем окне вспыхнул свет, на балкон вышла Анна Степановна — ещё одна пенсионерка из дома, явно тоже разбуженная этим собачьим концертом.
— Петрович! — крикнула она. — Может, что-то стряслось? Уже третью ночь воет, сердце разрывается!
— А мне откуда знать? — буркнул он, но внутри уже сверлило беспокойство.
Он вспомнил, что Людмилу Фёдоровну не видел последние три дня. Раньше она, как часы, дважды в день выгуливала Бурого, а теперь — пес на улице, а хозяйки не видно.
— Петрович, — снова позвала Анна Степановна, — может, всё-таки проверим? Что-то тут не так. Пёс же не зря тревожится, они чувствуют…
— До утра подождём, — отрезал он, но внутри уже крепло ощущение, что дело серьёзное.
С первыми лучами солнца вой стих, но тревога не исчезла. Выпив впопыхах чай, Сергей Петрович вышел на улицу. Бурый лежал прямо у подъезда, грязный, истощённый, с ввалившимися боками.
Увидев его, пёс приподнялся и, шатаясь, подошёл, заглядывая в глаза так по-человечески, что у мужчины внутри что-то ёкнуло.
— Ну что ты, старина, чего случилось? Где твоя хозяйка?
Бурый резко развернулся и засеменил к подъездной двери, остановился и посмотрел назад, словно звал: «Пойдём, не тяни!»
— Да что же это… — нахмурился Сергей Петрович, двигаясь за псом.
У двери Людмилы Фёдоровны он позвонил. Ничего. Постучал — сперва мягко, затем с силой. Без ответа. Из соседней квартиры выглянула встревоженная Анна Степановна.
— Не отзывается?
— Нет. Тишина.
В подъезде раздалось тянущееся, жалобное поскуливание — Бурый снова завыл, тихо, будто плакал.
Ожидание участкового, которого позвали по телефону, казалось вечностью. Но он не появлялся, и напряжение только росло.
— Может, она у дочки? — неуверенно предположила Анна Степановна. — Та вроде за границей живёт…
— Да с дочкой они не общаются уже лет пять, — отмахнулся Сергей Петрович. — И если бы уехала — собаку бы не бросила.
На лестничной площадке начали собираться жильцы. Заглядывали из дверей, перешёптывались.
— Что вы тут устроили с самого утра? — недовольно буркнула соседка с напротив. — А-а, это из-за той собаки, что всю ночь голосила?!
— Уже звонили в полицию, — коротко пояснил Сергей Петрович. — Но всё впустую.
Он снова постучал в дверь. Сильнее. На душе было тяжело — он ясно представлял, как женщина лежит без сознания где-то внутри. Может, ещё можно помочь, а они просто теряют драгоценное время.
— К черту всё! — с этими словами он развернулся и направился к себе.
Через пару минут вернулся с ящиком инструментов.
— Ты что надумал? — ахнула Анна Степановна. — Это же против закона!
— А если там беда? — он уже на коленях ковырялся у замка. — Я ж не взламываю, просто… ну, допустим, сантехник я, кран у неё потёк.
Снизу послышались шаги — по лестнице поднимались участковый и мужчина из МЧС.
— Что тут у вас? — быстро оценив обстановку, спросил полицейский. — Кто вызывал?
Разом несколько голосов начали объяснять. Бурый сидел напротив двери, не отрывая взгляда от замка.
— Есть основания полагать, что гражданка в опасности? — уточнил участковый.
— Она три дня не выходит, — не выдержал Сергей Петрович. — Телефон не берёт, пёс с ума сходит! Вам мало?
— Понял, — кивнул полицейский и махнул спасателю. — Приступай.
Дверь поддавалась не сразу, но вскоре замок щёлкнул. В квартиру ворвался затхлый, тяжёлый запах. Бурый пулей влетел внутрь.
— Людмила Фёдоровна? — громко позвал участковый.
Ответа не последовало. Только вой Бурого слышался где-то из глубины.
— Здесь! — крикнул спасатель. — Срочно вызывайте скорую!
Людмила Фёдоровна лежала на полу ванной, рядом валялась трость. Она была жива, но бледна и обессилена.
Сергей Петрович стоял в проёме, сжав кулаки. Рядом Бурый крутился, скуля и лизал руки своей хозяйки.
— Сильное обезвоживание, но жить будет, — сказал спасатель, заметив его взгляд. — Хорошо, что не стали ждать дольше.
«Это не я, — пронеслось в голове у Сергея Петровича. — Это всё он…»
Пока ждали скорую, Анна Степановна успела вскипятить чай и отыскать чистую кружку. Людмила, едва придя в себя, прошептала:
— Спасибо… Кто?.. Как?..
— Да не мы, — мягко улыбнулась Анна Степановна. — Это ваш Бурый. Он весь подъезд на уши поставил, пока мы не поняли, что беда.
Старушка слабо провела рукой по голове преданного пса, а по щекам её скатились слёзы.
— Мой милый… Я уж думала, никого…
— Да как же никого! — возмутилась Анна Степановна. — Мы же соседи, а не чужие!
Честно говоря, если бы не этот воющий пёс, неизвестно, чем бы всё закончилось. Дом-то большой, людей много, но каждый сам по себе. Проходят мимо в подъезде — не поздороваются, не улыбнутся. А ведь живут по соседству годами.
Сергей Петрович, глядя на худенькую, ослабевшую Людмилу, не мог не вспомнить, какой она была прежде. Молодая, яркая, с живыми глазами. Они ведь почти одновременно заселились в этот дом, ещё в советские времена. В памяти всплывали картинки: как она с мужем, весёлые и полные надежд, сажали деревья у подъезда, как за руку водили дочку в школу.
А потом — всё изменилось. Сначала похоронила мужа, потом дочка уехала далеко. И осталась Людмила совсем одна. Если не считать верного Бурого.
Когда приехала скорая, молодые врачи молча и быстро переложили её на носилки. Ни тепла, ни слов — только бумаги и холодная оперативность.
— Родственники есть? — без лишних эмоций спросил медик, заполняя бланки.
— Дочь живёт в Испании, — отозвался Сергей Петрович. — Только они не общаются.
— А собаку кому оставите?
Вокруг повисла тишина. Бурый, будто чуя, что сейчас решается его судьба, поднял голову и вгляделся в лица. У Сергея Петровича что-то защемило внутри.
— Пусть поживёт у меня, — выдохнул он, сам удивившись своей решимости. — Пока хозяйка не поправится.
— Вот и хорошо, — кивнул участковый, записывая что-то в планшете. — Потом соберём жильцов, подумаем, как помочь. Ей ведь после выписки забота нужна будет.
Анна Степановна взглянула на Петровича и мягко улыбнулась:
— Справимся, Петрович. Мы же все свои. Поддержим.
Он молча кивнул, не до конца веря, что действительно приютил пса, с которым еще недавно хотел ругаться из-за ночного воя. Бурый осторожно подошёл, ткнулся тёплым носом в ладонь — благодарно, по-настоящему.
— Пошли, друг, — тихо сказал Сергей Петрович. — Вместе дождёмся, когда твоя хозяйка вернётся.
В голове уже вертелось: корм купить надо, миску, поводок… И, наверное, всё-таки съездить в больницу, навестить Людмилу. Нехорошо как-то — одна она там, без близких.
Потому что на самом деле — мы не чужие.
В больнице пахло хлоркой, влажными тряпками и дешёвым кофе из автомата. Анна Степановна торопливо шагала рядом, прижимая к груди пакет с яблоками и домашним печеньем.
— Думаешь, впустят? — Сергей Петрович нервно дёргал ворот рубашки.
— Да конечно пустят, — с уверенностью кивнула она. — Мы же почти как родные. Доктор, между прочим, вчера по телефону сказал, что ей уже намного лучше.
У поста медсестры объяснили, к кому пришли. Женщина в белоснежном халате взглянула на них с лёгкой настороженностью:
— Родственники?
— Соседи, — немного смущённо ответил Сергей Петрович. — Но близкие. У неё больше никого нет.
Медсестра смягчилась:
— Проходите. Только надолго не задерживайтесь. Пациентке покой нужен.
Людмила лежала в палате у окна. Цвет лица уже не был пугающе серым, как в тот день. Увидев гостей, она нахмурилась — не сразу узнала.
— Здравствуйте… — слабо проговорила она, с недоумением оглядывая их.
— Людочка, как ты? — бросилась к ней Анна Степановна. — Мы вот гостинцы тебе принесли. Может, тебе что-то ещё нужно? Только скажи!
У Людмилы задрожали губы, глаза наполнились влагой:
— Это вы… правда пришли?
В её голосе слышались и изумление, и робкая надежда. Сергей Петрович с трудом сдержал волнение, молча протянул конверт.
— Фотографии. Бурого твоего снимал. Чтобы не волновалась, как он там.
Женщина с трепетом достала снимки: на одном — Бурый на коврике, на другом — возле окна, на третьем — сидит на лавочке у подъезда, словно ждёт.
— Как он? — спросила Людмила, с трудом удерживая голос.
— Держится, — Петрович опустился на стул. — Тоскует, конечно. Сидит под твоей дверью. Кормлю его, выгуливаю. А Димка, пацан с первого этажа, помогает. Он, кстати, давно за ним наблюдает — говорит, умнейшая собака.
— Он и правда умный… — слабо улыбнулась Людмила. — Три дня назад я упала. Подскользнулась, трость вылетела, а рядом — никого. Телефона тоже не было. Я подумала — всё. А он… Он ведь был на улице, я его отпустила немного погулять.
Она гладила снимки, словно это был живой пёс.
— Я не думала, что он способен на такое — выть, звать на помощь. А он…
— Герой твой пёс, — серьёзно сказал Сергей Петрович. — Если бы не он — никто бы и не встревожился. Решили бы, что ты уехала.
— Удивительно, — прошептала она. — Он боролся за меня, а я… я уже сдалась. После смерти Виктора всё будто опустело. А потом дочь уехала. Остался только он…
Лицо её перекосилось — не от боли тела, а от душевной, глубокой. Петрович невольно взял её руку — сухую, с венами, похожую на тонкий хрупкий корень.
— Да не одна ты, — его голос прозвучал твёрдо. — Мы рядом. Мы соседи. Сколько лет плечом к плечу. Мы не чужие.
Анна Степановна оживлённо закивала:
— Всё верно! Да мы всем домом тебя выручали! И Клавдия с седьмой квартиры переживала, и ребята из МЧС — просто молодцы!
В палату заглянула медсестра:
— Как самочувствие? Не устали?
— Всё хорошо, — Людмила вытерла слёзы. — А когда меня домой отпустят?
— Доктор говорит, дня через три. Главное — набраться сил. Только нужен кто-то, кто будет рядом первое время…
— Есть у меня такие, — твёрдо ответила Людмила, не дав вмешаться. — Есть кому помочь.
В тот день, когда пёс выл под окнами, они нашли не только упавшую женщину. Они нашли заново друг друга.
Людмила вернулась в погожий апрельский день. Бурый, увидев хозяйку, вылетел вперёд, закружился от радости, чуть не сбив её с ног.
— Мой родной! — Людмила опустилась на скамейку и крепко обняла его. — Мой спаситель.
Глаза Бурого сияли таким счастьем, будто весь смысл его жизни — быть рядом в этот момент. Сергей Петрович, стоявший чуть в стороне, почувствовал, как защемило в груди. Пёс уткнулся носом в колени хозяйки и замер, словно боялся снова её потерять.
Вечером Людмила сидела в кресле, гладя спящего на коленях Бурого. В дверь позвонили. На пороге стоял Сергей Петрович с потрёпанной записной книжкой.
— Я вот тут пока его выгуливал… стал записывать истории. Забавные такие. Подумал, вдруг тебе интересно будет.
— Обязательно прочитаю, — она взяла тетрадь с улыбкой. — Спасибо тебе.
Он неловко переминался с ноги на ногу:
— Слушай, может, мы теперь вдвоём его и дальше выгуливать будем? Не бросать это дело.
Людмила засмеялась — впервые по-настоящему:
— Конечно. История ведь только начинается.
А Бурый приоткрыл один глаз и будто улыбнулся. Его миссия была выполнена.
